Нет у любви бесследно сгинуть права...

…Жена молодая,
В сопровожденьи наяд по зеленому лугу блуждая,
Мертвою пала, в пяту уязвленная зубом змеиным.
Вещий родопский певец перед слухом всевышних супругу
Долго оплакивал. Он обратиться пытался и к теням,
К Стиксу дерзнул он сойти за врата Тенарийские. Сонмы
Легких племен миновав, замогильные призраки мертвых,
Он к Персефоне проник и к тому, кто безрадостным царством
Теней владеет; и так, для запева ударив по струнам,
Молвил: «О вы, божества, чья вовек под землею обитель,
Здесь, где окажемся все, сотворенные смертными! Если
Можно, отбросив речей извороты лукавых, сказать вам
Правду дозвольте. Сюда я сошел не с тем, чтобы мрачный
Тартар увидеть, не с тем, чтоб чудовищу, внуку Медузы,
Шею тройную связать, с головами, где вьются гадюки.
Ради супруги пришел. В стопу укусивши, в жилы
Яд ей змея разлила и похитила юные годы.
Горе хотел я стерпеть. Я пробовал, но побежден был
Богом Любви: хорошо он в пределах известен надземных, —
Так же ль и здесь, не скажу; уповаю, однако, что так же.
Если не лжива молва о былом похищенье, — вас тоже
Соединила Любовь! Сей ужаса полной юдолью,
Хаоса бездной молю и безмолвьем пустынного царства:
Вновь Евридике моей расплетите короткую участь!
Все мы у вас должники; помедлив недолгое время,
Раньше ли, позже ли, все в приют поспешаем единый.
Все мы стремимся сюда, здесь дом наш последний; вы двое
Рода людского отсель управляете царством обширным.
Так и она: лишь ее положенные годы созреют,
Будет под властью у вас: ее лишь на время прошу я.
Если же милость судеб в жене мне откажет, возврата
Не захочу и себе: порадуйтесь смерти обоих».
Внемля, как он говорит, как струны в согласии движет,
Души бескровные — слез проливали потоки…
Стали тогда Евменид, побежденных музыкой, щеки
Влажны впервые от слез, — говорят. Ни царица-супруга,
Ни властелин преисподней мольбы не исполнить не могут.
Вот Евридику зовут; меж недавних теней пребывала
И выступала еще от раненья замедленным шагом.
Вместе родопский герой и ее получил и условье:
Не обращать своих взоров назад, доколе не выйдет
Он из Авернских долин, иль отымется дар обретенный.
Вот уж в молчанье немом по наклонной взбираются оба
Темной тропинке, крутой, беспросветною мглою сокрытой.
И уже были они от границы земной недалеко,—
Но, убоясь, чтоб она не отстала, и, жадный увидеть,
Взор обратил он, любя: и тотчас супруга исчезла.
Руки простер он вперед, объятья взаимного ищет,—
Нет ничего, лишь одно дуновенье хватает несчастный.
Смерть вторично приняв, не пеняла она на супруга.
Да и на что ей пенять? Иль разве на то, что любима?
Голос последним «прости» зазвучал, но почти не достиг он
Слуха его; и она воротилась в жилище умерших.
Смертью двойною жены Орфей столбенеет, — как древле
Тот, устрашившийся пса с головами тремя, из которых
Средняя с цепью была, кто не раньше со страхом расстался,
Нежель с природой своей, — обратилася плоть его в камень!..
Он умолял и вотще переплыть порывался обратно, —
Лодочник не разрешил; однако семь дней неотступно,
Грязью покрыт, он на бреге сидел, без Церерина дара.
Горем, страданьем души и слезами несчастный питался.