Нет причин умирать

И как только она захлопнула дверь спальни, свалка в которой производила еще большее впечатление, чем сегодня утром, раздался звонок. Карен побежала к двери, на ходу поправляя прическу, в отчаянной попытке привести ее в порядок после того, как она носилась по квартире. Она подумала, что лицо у нее, наверное, красное. Хотя какая разница, ведь там, в коридоре, ее ждал всего лишь Келли. И она совершенно забыла о том, как выглядит, когда увидела его. У него были воспаленные глаза и бледное изможденное лицо. Он был нехорош, и ей даже показалось, что он постарел за последние несколько дней.

– Заходи, – сказала она. И сразу обняла его. – Ты выглядишь таким измученным.

– У меня бывали деньки и получше, – сказал он. – И лучшие времена в моей жизни.

Он замолк.

– Но имей в виду. Бывали времена и похуже.

Он улыбнулся. Карен улыбнулась в ответ. Она знала все о его бурном прошлом. Да, у него уж точно бывали времена и похуже, догадывалась она.

Но тем не менее чувство юмора никогда не подводило Келли, даже в самых тяжелых жизненных ситуациях, и это, по мнению Карен, была его наиболее симпатичная черта. На самом деле он прекрасно знал обо всех своих недостатках, и его резкий юмор был зачастую направлен на самого Келли, что смягчало последствия его часто безрассудного поведения.

– Проходи, – сказала она, одной рукой направляя его в гостиную, а другой закрывая входную дверь.

Она предложила ему чаю и пошла на кухню, за чаем для него и красным вином для себя.

Когда она вернулась в гостиную, он стоял у окна спиной к комнате и глядел на залив. Она молча подошла и протянула ему чашку чаю, не сказав ни слова.

Он повернулся и взял у нее чай:

– Ты знаешь, я думаю, больше всего на свете Мойра любила гулять по набережной Торки. Мы проводили вместе отпуск – и раза два было очень здорово. Но думаю, то время, когда у нас выдавались свободные часы днем и мы прогуливались вдвоем по набережной, купив мороженое или хот-дог, ну или, ближе к вечеру, что-нибудь выпить или рыбный ужин, – думаю, это было наше самое счастливое время.

Он резко замолчал. Вид у него сразу же стал такой, будто он пожалел, что сказал так много. Карен слишком хорошо знала, что Келли нелегко было делиться своими чувствами. И то, что он рассказал ей историю о Мойре, вместо того чтобы сразу приступить к расспросам о Хэнгридже, ясно говорило о том, в каком он сейчас состоянии.

Она подождала с минуту, но он не сказал больше ни слова. И она так же прекрасно знала, что его лучше не торопить. Вместо этого она сжала его руку и пригласила сесть вместе с ней на диван.

Она села рядом и, не став ждать, когда он начнет задавать вопросы, по порядку рассказала о том, как движется расследование хэнгриджского дела.

– На данный момент я не могу получить разрешение от начальника полиции на то, чтобы начать официальное полицейское расследование. Я думаю, это неправильно…

– И я тоже.

– Не перебивай. Все очень запутано. И если ты хоть кому-нибудь и словом обмолвишься о том, что я тебе сейчас собираюсь рассказать, то я прекращаю все, о'кей?

– Теперь мне можно сказать?

– Келли!

В ее голосе звучало предупреждение. Конечно, он был сейчас в необычном состоянии, но все равно он оставался тем же стариной Келли. Таким же проницательным, как всегда.

– Хорошо. Я нажимаю на «delete» и стираю эту встречу из моей памяти.

– Очень смешно. Только это не шутка, Келли, ты и сам это отлично понимаешь, и тебе лучше сделать так, как я сказала, – для нашего же блага. Понимаешь, на самом деле я хочу, чтобы ты дал этому делу широкую огласку, потому что, боюсь, это единственный способ хоть как-то докопаться до правды. Я готова поделиться с тобой всей информацией, какая только у меня есть, чтобы помочь твоему расследованию. И ты будешь работать со мной неофициально. Официальное сотрудничество может испортить все. Но неофициально все, что я накопаю, твое. Однако взамен я ожидаю, что и ты будешь делиться со мной всем, что узнаешь. Не должно быть никаких тайн.

Было видно, что Келли полон сомнений. Он действительно типичный журналист, подумала Карен, и у него намного лучше выходит добывать информацию, чем делиться ею. Это же правило распространялось и на его личную жизнь.

– По рукам, – сказала она. – Или так, или вообще никак.

– А ты твердая женщина, – ответил он.

– Иногда мне кажется, что я мягкая, как дерьмо, – ответила она.

– Никогда.

Она ждала.

– О'кей, по рукам, – сказал он.

Хотя он немного сомневался. Она сразу это заметила. Карен слишком хорошо его знала.

– Давай, – приказала она. – Выкладывай, что у тебя. Я же вижу, что ты уже что-то хочешь рассказать мне.

– Думаю, да. Семьи погибших детей объединяются. Маргарет Слейд позвонила мне сегодня утром. К моему удивлению, очень возбужденная…

И он подробно пересказал ей содержание их разговора.

– Ну, так вот, – сказал он, закончив свой рассказ, – семьи собираются организовать группу действия, и они хотят, чтобы я был их официальным представителем. Смешно, правда?