Нет на земле твоего короля. Часть 2

— Как не помнить, он мне по башке как-то так настучал, что до сих пор звон стоит, — отозвался Самсонов.

— Звали мы его Лариком, — продолжил сержант. — Прыжков на счету Ларика было, как бы не соврать, тысячи три точно, не меньше. Любил он перед нами салагами, перед сопливыми повыпендриваться. Во время прыжков демонстрировал такую штуку. Открывал парашют и обрезал стропы, затем открывал запаску и благополучно приземлялся перед нами во всей красе.

— Я как сейчас тот день помню, да и остальные тоже, кто тогда служил. Денек выдался на славу. Лето в разгаре. Тепло. Ромашки цветут. Прыгнули. Летим. Под куполами мотаемся. Ларик за нами. Ножом чирк по стропам. Нас обогнал. Потом стал открывать запасной, да неудачно. И мешком грохнулся об землю. Подбегаем. Готов. Не шевелится. Рукой тронули, а он весь задрожал как студень. То ли замешкался, когда парашют открывал, то ли, говорят, веточка в парашют при укладке попала. Рисковый был парень, скажу я вам. После этого случая в дивизию понаехало начальство, всякие комиссии. Понавтыкали всем по самую сурепицу. Долго не прыгали. Да и не хотелось.

— А у нас случай был, двое ребят, уже приземлившись, погибли. Ветер поднялся сильный, а пацаны совсем еще зеленые. Опыта практически никакого. Не смогли купола погасить. Порывом потащило их по земле, по кустам. Разбились насмерть.

— А при мне офицеры-спецназовцы совершали ночные прыжки с дельтаплана со 150-метровой высоты. Камикадзе, блин. Ни за чтобы не прыгнул. В гробу видал такие учения.

— Прыгнул бы, куда бы делся? Дали б под зад, и полетел бы как миленький.

— Хрена, при мне было двое «отказников», одного передо мной выкинули пинком под зад, а другой, здоровый ломоть, в скамью сцепился намертво клешнями. Глаза выпучил, морда белая как мел. Чего только с ним не делали, так и не смогли отодрать. Так и списали.

Вдруг спящий в углу Ерохин заворочался, заскрипел зубами и заорал во сне:

— Суки! Патроны где?

— Смотри! Сергучо, развоевался! Прям рейнджер какой-то, — усмехнулся Прибылов, оборачиваясь к спящему.

В палатку ввалились, давясь от смеха, рядовые Квасов и Сиянов.

— Ну, у тебя и шуточки, Жека! За такие приколы могут и пачку начистить!

— Что за приколы! — оживились, сидящие у печки, бойцы. — Ну-ка, давай колись!

— Представляете, что этот гусь учудил? — заговорил Квасов, кивая на товарища. — Поймал Витьку Коренева у сортира, и сообщил тому, что на него Анохин представление написал на орден Мужества. Тот и забыл за чем в сортир-то шел, сразу помчался на всех парусах к ротному допытываться.

— Ну, теперь Женьшень тебе шею точно свернет, как пить дать! — отозвал пророческим голосом Олег Горошко.

— Все это ерунда, братцы! — начал живо делиться воспоминаниями рядовой Сиянов. — Самый коронный прикол был пару лет назад. Пришла мне повесточка в армию. Ну, маманя в слезы, естественно, забегала по знакомым. Отмазала, одним словом, дали отсрочку на год. Думала, что я в институт поступлю. Пошел вечером на танцы, показал всем повестку. И в голову пришла идейка девчонок разыграть. Поделился мыслью с друзьями, те поддержали меня. В то время у меня приятель в местной части служил. Сделал фотку в его форме, написал из «армии» письма девчатам, что служу в элитном сверхсекретном батальоне. Чтобы армейский треугольник на конверте пропечатали, велел ему через недельку-другую писульки бросить в части в почтовый ящик. Устроили мне торжественные проводы. Организовали прощальный стол. Крепко выпили. Девчонки в слезы. Обниматься лезут с горя. Еле отбился. Утром же уехал в столицу, в отпуск. Помотался пару недель, вернулся обратно. И стал, как и прежде ходить на завод. А тут у одного из приятелей был день рождения, тут я и заявился в самом разгаре торжества. После этого девчонки со мной почти месяц не разговаривали. Обиделись, дурехи.

— А я бы, на месте этих дурех, тебе за такие проделки кое-что оторвал, — вставил погрустневший Андрюха Романцов.

Ему так и не удалось проститься с любимой девушкой. Так уж сложились обстоятельства. Она уехала на недельку, к родственникам на юбилей, а его в это время в срочном порядке отправили с другой командой призывников, где была нехватка людей.

— Дай-ка Мишкину гитару!

Прибылов, широко зевая, присел на койку. Передали гитару. Прибылов что-то тихо забренчал, мурлыча себе под нос. Со слухом у него было явно не все в порядке.

— Сыграй что-нибудь душевное, Игорек! — попросил Горошко, укладывая сверху на буржуйку пару красных кирпичей.

— Чего он может сыграть? Во поле береза стояла?

Младший сержант Тимофеев открыл дверцу печки и подбросил порцию дров. В печке стало весело потрескивать, она ожила, загудела.

С наружи палатки раздался шум. В нее ввалились гурьбой человек восемь солдат во главе с капитаном Розановым. С ними незнакомый мужчина в темно-синем жеванном пуховике в очках с кожаным кофром через плечо.

— Ура! Мужики! С телевидения приехали!

— Снимать нас будете?

Все мгновенно оживились, повскакивали с нар.

— Ну, кто хочет с домом поговорить? С родными!

— Я хочу! Дайте мне! — закричал отчаянно из-за спин Прибылов.

— И мне дайте!

— И мне!