Нет худа без добра

– Макс горюет по кошке Алисе, – сказал я, просто сообщая факт.

– Люди горюют по самым разным поводам. Наверное, тут не надо оценивать и сравнивать причины.

Я кивнул, полностью соглашаясь с ней и думая, что далай-лама тоже кивнул бы, если бы присутствовал у нас на кухне.

– А что вы пили? – спросила Венди.

– «Гиннес».

– Ух ты! Я обожаю «Гиннес». Говорят, что «Гиннес» полезен, одна из самых полезных марок пива. Кажется, то вещество, которое придает ему черноту, полезно для сердца. Я что-то читала об этом. Поэтому я всегда выбираю «Гиннес». И его слишком много не выпьешь – это пиво очень насыщенное. Так что можно сказать, что оно к тому же самое безопасное. Я рада, что вы с Максом…

– Почему вы сегодня в очках? – спросил я.

Вопрос был логичным. Люди обычно не носят темные очки в помещении. Венди до сих пор ни разу не надевала их, приходя ко мне. Так что вопрос выскочил у меня сам собой, но я тут же понял, что он очень непростой и приятной беззаботной беседы у нас не получится. Будто мы поменялись ролями и я стал консультантом; по крайней мере, у меня было такое ощущение. Я как бы чувствовал, что должен им стать, что надо что-то сделать и сделать это должен я.

Венди запнулась и несколько секунд молчала, обдумывая ответ. Мысленно я представил себе, как она смотрит вверх и влево, но точно я не мог сказать из-за двух черных стекол, в которых были видны два отражения круглого плафона под потолком, две одинаковые механические луны.

Наконец она сказала:

– Я играла в софтбол с моим другом и его приятелями и не успела увернуться от одного из ударов. Хотите полюбоваться?

Я ничего не ответил, но она тем не менее сняла очки. Ее левый глаз распух и был практически закрыт. Вся глазная впадина переливалась желтым, пурпурным и зеленым цветами, как бензиновая лужа.

– Судя по выражению вашего лица, мне лучше надеть очки, – сказала Венди и, сделав это, улыбнулась, но неискренне, что было еще неприятнее, чем вид ее синяка.

«Помнишь, какие синяки были у нее на руке на прошлой неделе? – мысленно услышал я Ваш шепот, Ричард Гир. – Этой женщине нужна помощь. Надо ее спасать».

На ее запястье все еще имелось покраснение, хотя и гораздо более слабое, чем прежде.

Сердитый человечек у меня в желудке вовсю мутузил меня руками и ногами.

Было ясно, что она попала в беду.

Я даже вспотел.

– Бартоломью, – обратилась она ко мне. – Вы хорошо себя чувствуете?

Я кивнул и стал рассматривать свои шнурки.

– Выглядите вы неважно.

Я крепился как мог, стараясь ничего не говорить.

– Что случилось?

Я понимал, что, если скажу то, что думаю, это только ухудшит дело.

– Бартоломью?

Внутри у меня что-то менялось.

– Вы можете открыто говорить со мной. Это вполне надежно. Вы можете…

Я потерял контроль над собой, и у меня вырвалось:

– Я гляжу на ваш глаз и невольно чувствую вашу боль. Такое со мной бывает.

Я уже давно никому не говорил такого. Наверное, это Вы, Ричард Гир, говорили через меня. Наверное, я как бы играл роль, произносил то, что было написано в сценарии. По опыту я уже знал, что теряю друзей из-за таких высказываний и становлюсь одиноким. Я не хотел этого говорить. «Кретин!» – воскликнул маленький человечек у меня в желудке.