– Вы что, беспокоитесь обо мне, Бартоломью? – спросила Венди и посмотрела на меня так, как смотрела мама, когда впервые назвала меня Ричардом, или Тара Уилсон перед тем, как вести меня в школьный подвал. Такой взгляд был у сексуально активных девушек в школе: голова чуть наклонена вперед, пристальный взгляд исподлобья. – Вы прямо не сводите глаз с моего запястья.
Я уставился на свои коричневые шнурки.
– Как мило! – произнесла Венди чуть ли не злобно.
Это было нечестно. Обернуть мое участие к ней против меня же. Использовать свою красоту как оружие.
– Отец Макнами вполне нормален, – сказал я. – Он просто…
Я хотел рассказать ей о Чарльзе Гито, о том, что есть хорошее и плохое безумие, но я знал, что она не поймет.
– Как бы то ни было, – сказала Венди, – вы эмоционально не готовы жить в одном доме с другим человеком, особенно если он такого же возраста, как ваша мать.
– Почему вы так думаете?
– Потому что вам надо работать над приобретением друзей-сверстников. Найти подходящую по возрасту группу поддержки. Отыскать свой собственный путь.
– Быть птичкой, – подсказал я.
– О’кей, я признаю, что это сравнение было, возможно, неудачным.
Венди долго смотрела на меня, я смотрел на свои шнурки и ощущал на себе ее взгляд. Наконец она спросила:
– Вы чувствуете себя нормально?
Я кивнул.
– Вы думали о том, чтобы вступить в группу поддержки, о которой я вам говорила?
– Я еще думаю над этим.
– Не хотите поговорить о чем-нибудь, что происходило на этой неделе?
– Нет, спасибо.
– Чем вы занимаетесь с отцом Макнами?
– Ну, всякими мужскими делами.
– Мужскими делами?
– Да.
– Вы не расскажете мне, что это за дела?
– Вы же не мужчина, – сказал я и улыбнулся, потому что было приятно иметь мужские секреты, это как бы приближало меня к возможности выпить пива с другом в баре. Вы гордились бы мной, Ричард Гир, это точно.
– Понятно, – отозвалась Венди и рассмеялась, по-хорошему так. – А что вы читали в библиотеке?
– О далай-ламе, – сказал я, и это было правдой. – И о Тибете.
– Это интересно. А почему именно об этом?
– Вы знаете, что тибетские монахи прибегают к самосожжению в знак протеста против китайского правления?
–
– Почему?
– Что значит «почему»?
– Почему вы не знаете? Почему
– Не могу сказать. Если это правда, то об этом должны были сообщить в новостях.
– Это правда. Об этом можно прочитать в библиотеке, в интернете.
– Ричарду Гиру следовало бы получше пропиарить этот вопрос, – сказала она и рассмеялась. – Тибет – это ведь его конек, да?
Я сначала не мог поверить своим ушам. Синхронистичность синхронистичностью, но чтобы вот так, ни с того ни с сего, вдруг всплыло Ваше имя! Потом до меня дошел смысл сказанного ею, и сердитый человечек у меня в желудке так и подпрыгнул, принявшись пинать и колотить кулаками мои внутренние органы.
– Не надо смеяться над Ричардом Гиром, – сказал я. – Он мудрый и влиятельный человек. И он делает очень важное и благородное дело. Вы не понимаете. Он помогает людям, очень многим!
– Хорошо, хорошо! – сказала Венди и вытащила из сумки записи, касающиеся меня. – Господи боже мой, я и не знала, что вы такой поклонник Ричарда Гира.
Я хотел сказать ей, что я не просто Ваш поклонник, но что Вы мое доверенное лицо, рассказать ей о нашем общем притворстве, но вовремя спохватился, поняв, что это создаст массу лишних проблем. Венди не увидит смысла в нашей переписке. Венди хочет, чтобы я был птичкой и посещал группу поддержки с людьми подходящего возраста. А птички не заводят друзей среди знаменитых кинозвезд и всемирно известных деятелей культуры.
Не стоит сердиться на Венди.
Она не виновата.
Она искренне хочет помочь мне.
Она просто не знает, как это сделать, но это не ее вина.
Венди всего-то чуть больше двадцати лет – как раз в этом возрасте меня арестовали за то, что я позволил копу, переодетому проституткой, потереться о мою ногу. Человек ничего не знает, когда ему чуть больше двадцати. Постарайтесь вспомнить то время, когда Вам было столько же, Ричард Гир. Вы тогда жили то в Нью-Йорке, то в Лондоне и играли в «Бриолине». Интервью, которые Вы давали, были сенсационными. Вы были гораздо больше развиты во всех отношениях, чем Венди, но могли бы Вы тогда дать мне ценный совет? Нет. Так что не судите Венди слишком строго. Она просто молодая женщина, которая старается делать доброе дело, как может.
– Могу я говорить с вами откровенно?
Я кивнул.
– Я аспирантка.
Я молчал, ожидая продолжения, она же смотрела на меня с таким видом, будто сказала все, что требуется, и исчерпала тему.
– Вы ведь понимаете, что это значит?
Я помотал головой.
– Это значит, что у меня нет разрешения заниматься лечением.
Я продолжал смотреть на нее.
– Я консультирую вас ради практики и поэтому не беру с вас денег.
– Спасибо.
Венди рассмеялась очень звонко и удивленно, будто я сказал что-то очень забавное.