Дверь мягко открылась. Внутрь. Уже с одного взгляда я понял – опоздал.
"Официант" – держал в руках небольшой Глок с коротким и легким титановым глушителем. Оружие профессионала…
В следующее мгновение – мне брызнуло в лицо, а я, пользуясь микроскопической отсрочкой, подаренной мне жизнью – быстро повернул пистолет, и трижды, раз за разом выстрелил…
Поскольку я сидел, видно мне было все отлично. Первая пуля рванула брюки официанта и брызнула кровь, вторая видимо прошла мимо, а вот третья попала знатно, аккурат в колено, аж клочки форменных брюк в разные стороны полетели. Моментальный болевой шок и почти никаких шансов уйти – если только ты заранее не закинулся героином.
"Официант" упал не сразу, более того, он попытался выстрелить. Но я уже был за столом, лежал на полу. И из этого положения – сделал еще два прицельных выстрела.
"Официант" рухнул на пол, в коридоре уже слышались голоса. Я держал его под прицелом, потому что враг считается опасным, если ты лично не видел его мозги…
– Брось!
Официант попытался поднять руку, я выстрелил – и пистолет вылетел из руки вместе с одним или двумя пальцами
– Замри!
Официант полет в карман
– Боже, благослови Короля! – крикнул он на отличном русском.
Делать было нечего – я выстрелил в шестой раз, на переносице появилась черная точка, и брызнули выбитые через затылок мозги.
Я посмотрел на Толстого. Мертв, можно не проверять. Ублюдки…
– Что здесь…
Я посмотрел на стоящего в дверях старика в форме тайного советника гражданской службы так, что он отшатнулся
– А, я…
– Ваше Высокопревосходительство, я…
Кашинцев.
– Виктор Павлович! – видок у меня, наверное, еще тот был, в лицо как плюнули – посмотрите на меня!
– А… так точно.
– Сейчас же звоните в Зимний. Пусть высылают наряд дворцовой полиции.[60]
– А…
– Боцман Кашинцев!
– Я! Есть!
Уже хорошо.
– Закройте двери на второй этаж. Немедленно.
Российская Империя
Санкт-Петербург
Зимний дворец
30 мая 2017 года
Дело было настолько вопиющим, что меня послушали. Прибывшая дворцовая полиция доставила меня в Зимний Дворец – все-таки меня хорошо знали, помнили, прежде всего, как одного из конфидентов Николая – а его до сих пор в России помнили и уважали, даже народом деньги собирали на храм на крови,[61] и на большой памятник. По моему же настоянию – в Зимний доставили и тела, завернув их в подвернувшийся под руку брезент.
Пистолет у меня отобрали – точнее я сам отдал. От усердия залапали – но это не имеет никакого значения – уже. В Зимний вызвали барона фон Коффа, полицеймейстера Петербурга и криминалистическую бригаду. Пусть снимают отпечатки, пусть…
Ксении во дворце не была – давала Высочайший смотр в Кронштадте. Павел оставался в Константинополе.
Шок был так силен, что на меня и не попытались надеть наручников – а я даже не вытер лицо от того, что на нем было. Около меня постоянно были двое казаков Личного Конвоя – чтобы не наделал чего. Чувствовали они себя весьма неловко, и один предложил "Вашему Высокопревосходительству" – не побрезговать табачком. Я сказал, что не курю, и это было правдой.
Должен был наступить отходняк – но не наступал, я был как взведенная пружина. Потому что понимал – счет идет на часы, мы пока проигрываем по времени. Они опережают нас.
Открылась дверь. Вошли: барон фон Кофф и начальник дворцовой полиции, князь Камсаркани.[62]
Я ничего не сказал. Князь посмотрел на немецкого полицеймейстера, как всегда невозмутимого…
– Тот человек, которого… – начал он
– Которого я застрелил – продолжил я – я не стесняюсь этого.
– Вы его знали, сударь?
– Определенно, нет. На него есть что-то?
Полицейские переглянулись.
– Нет ничего, Ваше Высокопревосходительство – решился князь – документы фальшивые.
– Отпечатки пальцев в базах не значатся – добавил педантичный немец – по пистолету экспертиза пока не пришла. По ДНК тоже пока ничего нет.
– И не будет – сказал я – ничего не будет.
Барон и князь Камсаркани неловко переглянулись.