Нет

Встретили их в единственном здешнем ресторане более или менее приличного вида, два или три часа назад, разговорились. Те, которые эльфы, хороши были так, что дух захватывало, — прозрачные очи, тугие брови, локоны золотые, шитые плащи и мечи, сияющие в старомодном кристальном освещении заведеньица с прогнутыми, по моде пятидесятых, цинковыми столами и такими же стульями — сидишь на них, как в лоханке, рванешься в туалет сходить — попа застревает. Часть посуды тут еще сохранилась такая, как к этим столам полагалось, — с балансиром, а часть уже обычная, плоская — и поэтому то борщ покапает на скатерку, то котлетка сползет в салатик. Детки эти вели себя шумно, смеялись громко, официанток называли по именам, а один, мелкий, с неестественно гладкой окладистой бородой и огромными кустистыми бровями, все время жался к барменше, крутился перед стойкой, мел бородой цинк, смотрел влюбленно, что-то извинительное бормотал ей, — а девица отворачивалась, знать его не хотела. Первым к нам подошел эльф поменьше, ангельским ликом изобразил радость знакомства, сносно заговорил на китайском, спросил, по какому поводу мы тут туристы. Волчек скорчил морду и сказал: «По делу», а я пожалел золотого молодца, — так на него, подсевшего к иностранцам (спасибо, и меня в «не свои» зачислил) «просто так потрепаться», друзья смотрели, что отогнать его сейчас было бы — как ударить, — а знал бы я, как мне еще захочется его ударить — там бы, на месте, и отпиздил, всем бы лучше было. Но рожи их морфированные так были прекрасны, что про отпиздить даже мысль в голову не приходила, и вот он сидел рядом со мной, шевелил от волнения заостренными ушами, рукоятку поддельного меча нервно дрочил потной ладошкой и с презрением жаловался на трудную жизнь в провинции, на тоску смертную, на одни и те же повсюду морды, говорил, что как закончит школу — в Москву! в Москву! — немедленно, без вариантов; кем-то большим у него в Москве папа работал, но сыночка, кажется, не стремился особо видеть рядом с собою, — впрочем, мое ли дело? Узнав, что мы ванильщики, встрепенулся, расправил плечи, облизнул пунцовые губки, — но я легонько щелкнул его по морфированному ушку, сложил на лице мину сожаления — и он обмяк, посерел снова. Извинился, замялся, подскочил к своим, пошептался минутку и пришел к нам блеять, что приглашение есть от их стола к нашему столу — прокатиться в лес, «погонять троллей — тут у нас штук десять живут за подлеском». «Что за тролли?» — Он сделал хитрую морду, пообещал, что сами увидим; Волчек немедленно сказал: «Нет уж, нет уж!» — но я представил себе еще один вечер мрачного сидения в номере перед вэвэ и сказал ему: да чего, поехали, погуляем. По дороге уже, на заднем сиденье, рядом с влюбленным в барменшу гномом, Волчек тихо наклонился ко мне и спросил: «Медведи?» Но они не были похожи на тех, кто пойдет медведя «гонять» со своими декоративными мечами, — если, конечно, этот медведь не окажется им по коленку: я подумал как раз, что, скорее, мутировавшие лисы, — словом, средних размеров нестрашная живность, пострадавшая от местной безвредной экологической обстановки, что-нибудь, что уездный эльф может с честью для себя погонять по лесной полянке.