Нет

Я еще раз кивнул и отставил джиггер. Слова, сказанные им про лонг и джиггер, показались мне очень знакомыми – будто слоган из доставшей всех рекламы, но вспомнить сразу, где я их раньше слышал, не получилось – лонги пошли чередой. Причем дело было даже не в старике. Заказы на лонги пошли со всех столов. В ланч! Но лонг не входил, да и не мог быть включен в ланч. Обедающие, словно и не собираясь выходить после ланча на работу, заказывали по три-четыре лонга в лицо, так что к исходу часа бар имел с десяток абсолютно пьяных столов, а второй десяток однозначно двигался в том же направлении. Старик же между тем пил тот самый первый и, судя по объему оставшегося, явно не собирался брать еще. Надо было еще видеть, с каким отвращением он его пил. Он явно делал коктейлю одолжение, принимая его в себя. Головой не понимая причины всеобщего сумасшествия, нутром я чувствовал – и это было немудрено – что оно как-то связано со стариком, точнее с его лонгом. Про себя я даже предположил, что все вокруг прекратят пить лонги, как только старик исчерпает свой. А он явно не спешил, вертел головой и ухмылялся. Уж он-то точно знал, что происходит, и это доставляло ему какое-то свое удовольствие, понятное только ему одному. Я понял, что надо ждать. Но старик словно почувствовал это мое состояние и тянул с последним глотком. Даже когда на дне стакана явно остался только лед, он еще долго не выпускал трубочку из рта, наблюдая, как вторая половина бара, казалось повинуясь какому-то его приказу, догнала первую. Только тогда он двинул стакан ко мне и положил на стойку карту постоянного гостя. Я взялся за нее, как еще за одну зацепку. Я так и не вспомнил, пользовался ли старик ей в прошлые посещения, кажется, все-таки нет. Я рассмотрел карту, как можно пристальней. С виду это была карта как карта. И сработала она, как и другие ей подобные: на 20%. Только у нее не было номера, а из данных владельца на экране кассы возникла только фамилия – Кирдяев. Фамилия ни о чем мне не говорила. Постоянник – это имя, прозвище. Фамилия – очень редко. В основном, если речь шла о какой-то знаменитости или уж совсем древнем госте. А так, постоянник – бесфамильное существо, и в этом его статус. И для них мы, бармены, как правило, тоже бесфамильны. Но сейчас, прежде чем вернуть карту, я на всякий случай запомнил фамилию. Но старик и тут в каком-то смысле опередил меня. Рассчитавшись – на этот раз в счете было все, как мне показалось – он, убирая карту в бумажник, спросил мельком:

– Все забываю, как там твоя фамилия? Бу… Бу.. Что-то? Да? Как?

– Бугаев.

– Вот, Бугаев!

Словно пойманный на месте преступления, я не выдержал и уточнил:

– А что?

– Ничего. Фамилия – это ничего. Она не имя… Давай, увидимся!

Он подал мне руку и еще раз, показалось, удовлетворенно окинул взглядом зал, в котором наступило удивительное для такого количества лонгов затишье, и добавил:

– Никогда не понимал, зачем они это делают…

– Что именно?

– Пьют эту гадость.

– Но вы же сами…

– Я? Да Бог с тобой! Никогда! – отчеканил он в конце и ушел. Я осторожно, боясь утвердиться в собственной догадке, взялся за чек. Так оно и было: в нем не было лонга. То есть в нем вообще ничего не было! Я оглядел зал. Набитый пьяными гостями, он теперь был единственной реальностью, от которой мне некуда было деться…

Следующие три мои смены старик не появлялся. Спрашивать о нем других я не стал. Я решил: пусть старик останется исключительно моей, пусть и больной тайной. Я чувствовал, что его появление как-то связано с Тихим и его смертью: уход одного и появление другого совпало не только по времени, но и по напиткам. Старик, как и Тихий, обращался именно ко мне. Он шел ко мне, а не просто поесть или выпить. Он сменил Тихого, внешне никак на него не походя, но было что-то другое, что их объединяло, и на исходе третьего дня, увидев старика на входе, я подумал, что может быть он и есть Тихий, что он и Тихий – одно лицо. Сумасшествие этой мысли я поспешил убрать прочь, но она зависла где-то между мной и стойкой, и старик, подойдя, словно заметил ее и сказал небрежно:

– Ну, вот и девять дней прошли.

Я не понял:

– Какие девять дней?

– А то ты не знаешь!

Я, наконец, сообразил и спросил в лоб:

– Вы знали Тихого?

– Тихого? О, еще как! Он меня по большому счету и не знал вовсе. А вот я его хорошо. Можно сказать, до косточки.

– Это как?

– Что как?

– Ну, вы его знали, а он вас нет?

– Чисто временные моменты. Вполне объективные… Ты-то уж должен их понимать.

Я опять ничего не понял:

– Я? Что понимать?

Но старик закрыл тему:

– Греческий салат и Камю. Бордери. А, да, другого-то у вас и нет…