Нестор

В ночном небе было спокойно. Соль помахала вслед самолету-полуночнику, поднялась еще выше, насколько позволял «режим черепахи», и только тогда посмотрела вниз.

Париж! Никакой карты не нужно, подсветка куда надежнее. Сена, остров Ситэ, мосты, ровные линии бульваров, площадь Согласия, черные пятна скверов и парков. А ей чуть севернее, жилой район в самом сердце Х округа рядом с Северным вокзалом. Жаль, нельзя упасть туда молнией, отключив ранец! Ничего, она еще успеет.

Вниз! Тихо-тихо ползи, черепаха!..

4

Острый запах нашатыря, электрический огонь у глаз…

– Obudziłem się, komisarzu?[11]

Спина упирается во что-то теплое, ноги не стоят, расползаются, но чьи-то крепкие руки придерживают за плечи, не давая упасть.

Ночь. Девушка из его сна. Нет, девушка с лесной опушки. Лица не разглядеть, фонарик убран, виден только силуэт. Фуражка-конфедератка, погоны.

– Mówisz po polsku? Mówisz? Nie milcz, odpowiedź![12]

Александр Белов попытался вытереть кровь с лица, но чужие пальцы сжали запястья. Слева парень в форме, и справа такой же, похожий в темноте, словно близнец.

Отвечать не хотелось, но выбора не было. Впрочем… Поляки, кажется, немцев не любят?

– Verstehe nicht, meine Fröilein![13]

Она не удивилась – рассмеялась. Ответила тоже по-немецки. Мягкий lausitzer, каким, если учебнику верить, говорят на востоке, ближе к польской границе.

– Какой образованный политработник! Немецкий учил по солдатскому разговорнику? Ну, скажи что-нибудь еще, у вас, русских, такой забавный акцент!

Это был вызов, и бывший студент ИФЛИ вызов принял. Lausitzer, значит? А Berlinerisch слабо?

У акулы зубы – клинья,
Все торчат, как напоказ.
А у Мэкки – нож и только,
Да и тот укрыт от глаз.

Суматоха в Скотланд-Ярде —
То убийство, то грабёж.
Кто так шутит – всем известно:
Это Мэкки – Мэкки Нож.[14]

Брехта он перечитывал совсем недавно. Берлинское издание 1930 года с вырванной титульной страницей попало к нему случайно, через знакомого библиотекаря. Книгу списали – антифашист Брехт чем-то не угодил государству диктатуры пролетариата.

– Браво, – теперь на ее лице не было и тени улыбки. – Образованный комиссар – почти как крещеный еврей. Это хорошо, что знаешь немецкий, замполитрука. По-русски понимаю, но говорить – выше моих сил.

Махнула рукой парням, что держали:

– Przeciągnijcie go do nas![15]

Взяли под руки, дернули, развернули. Теплое, что было за спиной, оказалось самолетом, причем очень знакомым. Белые буквы по борту, различимые даже в полутьме: «Машина штаба округа». Этот У-2 Белов заметил сразу же по прибытии на аэродром. Самолет стоял на краю взлетного поля, а возле него сгрудилась чуть ли не дюжина озабоченных механиков. Штаб округа – не шутка.

Голова болела, но думать уже было можно. Машину наверняка угнали, причем вместе с ним в качестве груза. А поскольку это – поляки, значит, он… Значит, он в Польше?

В Польше!

Его куда-то вели, подталкивая в спину. Ночь исчезла, сменившись освещенным коридором. Некрашеная дверь без таблички, маленькая комнатка, ставни на окнах, стол, два табурета. Замполитрука Белов смотрел не видя и думал о том, что обратной дороги уже нет. Польша… Военнослужащему РККА в чужую страну без приказа вход воспрещен. Перешагнуть границу – предать Родину, иначе не бывает. Добровольно или нет – без разницы, разбираться не станут. Как пишут трудящиеся по поводу очередного процесса над врагами народа, пигмеями и козявками: «Расстрелять бешеного пса!»

Крик не слышен, плач излишен,
Пуля в спину – будь здоров.
Фирма «Мэкхит» марку держит.
Больше дела, меньше слов.

Один табурет для нее, другой – для него. Стол пуст, словно нейтральная полоса. Теперь Белов смог наконец-то разглядеть ее лицо. Ничего особенного – серые глаза, слегка вздернутый нос… Погоны – по звездочке на каждом. Форму иностранных армий они изучали, но только вприглядку. В бою главное не звезды и просветы, а силуэт, чтобы со своими не перепутать.

Легкий стук – на столешницу лег открытый блокнот. Карандаш…

– Ко мне следует обращаться «пани подпоручник». Отвечайте не торопясь, ваши ответы мне еще надо будет перевести. И учтите, вопросы здесь задаю только я. Итак, фамилия, имя, отчество?

– Белов Александр Александрович, – все еще не думая, ответил он.

– Год рождения?

– 1918-й, 5 июня.

* * *