Нестор Махно

Был в пехоте водоносом,
Теперь служит он матросом,
Пол-аршинный носит клеш
И твердит всегда: «Даешь!»

Петр Андреевич заинтересовался, помахал длинными ресницами. Степан продолжал: «Таких шалопаев у нас называют «Иван-мор». А я революцию заварил, с корешами, конечно. Ленин без братвы кто? Всего лишь картавый оратор! Послабее Маруси Никифоровой». — «Ты и ее видел?» — уже удивился Аршинов. Эта встреча многое обещала. Не такой он простак, Петриченко. «Выступала у нас в Кронштадте. Бой-баба! Хм, спроси лучше, кого я не знаю. Старший писарь линкора «Петропавловск», ого-го, многих повидал!» Любопытный малый. Всё выпытывал, отпускник: «А чего вы тут добиваетесь, анархисты? Какие они, вольные Советы?» Аршинов дал ему листовки. «Вот я коммунист тоже, — сказал военмор. — Не большевик, хотя в их партии. Нагляделся тут на продотряды. Разбоем занимаются, последнюю крупу выгребают у стариков. Это и есть комиссаро… держание?» Редактор даже сейчас улыбнулся: «Не держание, а державие». — «Одна сатана!» — осерчал тогда Петриченко. Где он обитает, гонористый крепыш?

Что-то случилось. Войсковая колонна поломалась. К Батькиной тачанке подлетали верховые. Разгоралась пальба. Впереди серела, похоже, насыпь железной дороги и нечто черное изрыгало гром. «Да это же бронепоезд!» — догадался Аршинов. Повстанцы колыхнулись в одну, потом в другую сторону. Рвались снаряды, метались всадники. Заметив среди них Феню Гаенко с наганом в руке, Петр Андреевич покачал головой и понял, что они снова попали в капкан.

Его, штатского, спасало то, что держался поближе к охране Батьки. Вышло это вроде само собой. Когда без вести пропал гравер и наборщик Иосиф Гутман, Аршинов один редактировал листовки, газету «Путь к Свободе» и выпускал их. Потеря такого соратника была бы невосполнимой. Да и печатный станок с набором, что лежал в его тачанке, ценился дороже любой военной амуниции. Потому Махно еще на правобережье приказал начальнику охраны Трояну: «Береги моего учителя, Гаврюша, пуще глаза!»

Заслышав выстрелы бронепоезда и вой осколков, редактор съежился в бричке. Она хоть и без пулемета, но обита железом и оберегала от любой напасти, кроме, конечно, прямого попадания снаряда. Поглядывая на согнутую спину ездового, Петр Андреевич больше всего опасался… не выполнить святой долг — написать историю махновского движения. Кому еще это по силам? Кто был в самой гуще великой борьбы за Свободу?

А Батьке в это время доложили, что они опять окружены. Справа рыщут ''разъезды кавалерийской дивизии, стремящейся отомстить за смерть Пархоменко. Слева налегает сводный отряд Котовского. Впереди же, на крутой насыпи, грохочет бронепоезд.

— Как ускользнуть? — быстро спросил Махно Льва Зиньковского.

— За этой рощей — переезд. Но туда ж не сунешься. Посекут!

Батько кусал нижнюю губу, не сдерживая волнение. Был уверен: оно, прозорливое, подскажет.

— Откуда ты взял, что дивизия Пархоменко? — спросил разведчика.

— А вот удостоверение, — Лев подал листок. — Мои хлопцы захватили их командира взвода.

Нестор Иванович повертел бумагу, почитал, усмехнулся. Перестрелка нарастала.

— Данилова сюда! — приказал.

— Ва-ася! — закрутился на коне Троян. — Кто видел Васю?

— Он вроде там, около пушек.

Снабженца разыскали. Батько подал ему удостоверение.

— На, читай. Ну, еще раз. Внимательно! Понял, кто ты теперь есть?

Василий смотрел с недоумением.

— Гони к бронепоезду и предъяви документ командиру. Скажи, что он дурак! Шмалит по своим. А на самом деле махновцы… во-он там, скажи, где сейчас маячат червонные казаки Котовского.

Данилов расплылся в улыбке. Такая авантюра была ему по душе.

— Понял, Батько. Дайте только шапку со звездой. Если не кокнут по пути, то надуем!

Он уже поднял нагайку, чтобы огреть коня, когда Махно поинтересовался:

— А сёдла какие бывают?

— Хм, твердые и мягкие, — отвечал Василий.

— Ох и пустомеля! Сразу видно, что снабженец. Ляпнешь такое — кинут под поезд. Запомни: седла есть аглицкие, драгунские и казацкие. Понял?

— Я же теперь ахвицер, Батько!

— Ну, лети.

На бронепоезде заметили одинокого всадника, что приближался. Опасности он не представлял, и его не тронули. Данилов поднялся по ступенькам, крича:

— Что ж вы творите, суки! По своим лупите! — и подал удостоверение командиру.

Тот ничего не мог вразуметь.

— Карусель какая-то! Мне же приказали бить по тем, кто рвется к насыпи! — оправдывался он.

— Да то наши! — вскипел Василий. — Ты что, ослеп? А бандиты во-он, видишь. У нас кони устали, даже копыта в крови. Начдив просит тебя шарахнуть по анархии ураганом, пока проскочим переезд.

— А зачем вам туда? — все еще сомневался командир.

— Высшая стратегия. Хрен их разберет! — врал Данилов напропалую. — Начдив у нас друг самого Фрунзе. Лупите!

Пушки бронепоезда ударили по червонным казакам, а махновцы тем временем на рысях переходили железную дорогу. Покачиваясь в тачанке, Аршинов думал: «Вот и порядок. С Батькой — нет, не пропадешь. Жаль, что Алешу Марченко убили. Лучшего кавалериста. Эх, жаль…»