Нестор-летописец

Темноту впереди разорвал желтый огонек. Несда обрадовался и прибавил шагу. Снег захрустел веселее. Он давно шел не по тропке, а напрямик через сугроб. В последние дни снег здесь топтало множество ног, идти было легко. Огонь приближался, мигая между стволами.

Вскоре сквозь ночные звуки леса Несда различил голоса. В замешательстве он прошел еще немного и остановился. Языки пламени выхватывали из темноты высокий чур идола и двух людей, стоящих по разные стороны от огня. Чуть поодаль фыркнул конь. Давешнюю птицу-лебедь было трудно узнать в простолюдинке с замотанной в плат головой и в кургузом кожухе. Того, кто говорил с ней, не признать было невозможно.

— Если бы ты легла со мной, а не со стариком, — убеждал Гавша, — ничего этого не случилось бы.

Он показал на ее голову.

— Мне нужна была его кровь, а не твоя.

— Ты упрямая лисица. Зачем ты споришь со мной? Я могу помочь.

— Так помоги! Выпусти из ямы волхвов. Тогда получишь меня.

Гавша рассмеялся, обходя огонь.

— Где я найду потом тебя? Сперва следует заплатить.

Жива двигалась от него по кругу.

— Клянусь бородой Велеса…

Гавша перепрыгнул через огонь, поймал ее и повалил. Она взвизгнула, стала бить его по голове. Вдруг заржал конь, раздался треск дерева. Гавша оглянулся. Девица скинула его с себя и отползла к идолу.

— Это навьи! — вымолвила она.

Гавша подошел к валу капища, вглядываясь во тьму леса.

— Эй, кто там?

Он вынул меч и ступил на насыпь.

— Не ходи! — крикнула Жива. — К озеру через капище идет тропа мертвых.

— Через капище? — Гавша вернулся к огню, настороженно оглядываясь.

— Теперь они ходят мимо. Навьи изменили путь, потому что здесь пролилась кровь за того, кого они не любят. За трехликого бога.

— Здесь убили попа, — сказал Гавша.

— Да. Им это не нравится. Они злы и могут разорвать тебя в клочья.

— Ты знаешь, кто убил его?

— Нет. — Она отвернулась. — Уходи отсюда.

— Как же я уйду, если в лесу рыщут навьи? — Гавша зябко повел плечами.

— Иди той стороной. — Она показала. — Коня оставь, они заберут его.

Будто в подтверждение конь заржал вновь, захрапел.

— Уходи же! — отчаянно попросила Жива.

Гавша перескочил через насыпь позади идола и, держа меч перед собой, исчез среди деревьев. Дочь волхва вытянула из костра толстый горящий сук и не спеша отправилась с ним вдоль вала. В воздухе она чертила огнем знаки и произносила заклинание. Обойдя капище по кругу, она остановилась у входа.

— Объявись, кто бы ты ни был!

На зов из тени вышел отрок с узелком в руке. Жива внимательно оглядела его сверху донизу.

— Чем ты терзал коня? — спросила наконец.

Несда в ответ пробормотал невнятно.

— Ты — холоп воеводы? Я должна быть благодарна тебе… но ведь ты пришел не за благодарностью.

— Я принес тебе есть.

Он смущенно протянул снедь. Жива взяла узелок и ушла к огню. Села на корточки, достала хлеб, алчно вонзила в него зубы.

— Здорово я придумала про навей? — спросила она с набитым ртом. — Этот дурень с жадным удом вправду напугался. Даже коня мне оставил. Что ты там стоишь? Твой Бог запрещает тебе войти сюда?

— С крестом можно войти куда хочешь, — сказал Несда, минуя вал.

— Слышал, о чем мы с ним говорили?

— Ты хочешь освободить волхвов.

— Да, хочу. Этот кметь с двумя лицами поможет им бежать. А ты не успеешь никого предупредить. — Она рассмеялась, обнажив крупные зубы. — Навьи не выпустят тебя из лесу до утра.

— Ты же придумала их.

— А вот и нет. Я позову, и они придут. Я ведь дочь волхва. — Она принялась грызть мясо. — Ну вот, я сказала тебе, чего хочу. Теперь скажи, чего хочешь ты. Зачем пришел?

— Я… Я видел тебя в Новгороде! — взволнованно проговорил Несда. — Но там ты была отроком, а не девицей.

— Я умею превращаться, — хихикнула Жива. — Значит, ты пришел узнать, куда подевался ваш товар? Тот здоровенный дурачина тоже здесь, в Белоозере. Но он бы меня не узнал. А ты догадливый. Почему ты в челяди? Ты недавно стал холопом и недолго им будешь. Но я не скажу тебе, где ваше добро. Его все равно уже нет.

— Я не за этим…

— Тогда зачем? — требовательно спросила она. — Сам не знаешь, зачем пришел. Ты еще не понимаешь, какая сила тянет мужа к жене. У тебя уже бывают ночные истечения?

— Что?.. — У него зазвенело в ушах от необъяснимого стыда.

— Значит, нет.

Она умолкла и вкусно захрустела кочерыжкой. Несда стоял перед ней как малый идол и боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть безмолвие. Уж лучше молчать, чем говорить… про это.

Жива, казалось, поняла его. Управившись с едой, она уставилась на него с самым серьезным, немного мрачным видом.

— Обычный смертный видит немного впереди своего носа. Я смотрю далеко вперед. Но ты будешь смотреть и вперед, дальше, чем все, и далеко назад. Я не понимаю, что это. Объясни мне. Ты видишь прошлое?

— Я не знаю.

— Не знаешь?

Она была разочарована. Поднявшись с земли, подошла к нему близко, взяла за деревянную пуговицу на кожухе и заглянула в самую душу.

— Закорюки чертишь? — зло сузив глаза и кривя рот, спросила дочь волхва. — Не будет добра от них земле и людям. Бремя тяжкое в твоих закорюках. И рабы такого не носят.

Она оторвала пуговицу, бросила в огонь и повторила: