Нестандарт. Забытые эксперименты в советской культуре

Вещи эти представляют собой социалистический проект в публичном искусстве, отчего создается впечатление, будто люди, не являющиеся субъектами данного государства, не способны в полной мере ими восхищаться. Даже если мы замечаем, что работа выполнена на высоком художественном уровне, нам кажется, что она призывает принять невозможную для нас точку зрения. И что, пожалуй, еще более типично для аудитории, приученной восторгаться внешней новизной, – мы видим в них неустанные повторы, а значит, длительного созерцания они недостойны. Характеристики, которыми, по-нашему, должны обладать произведения искусства, тут отсутствуют. А если содержание нас тоже не трогает и в изображении социалистического счастья мы видим лишь коварство и обман, то соблазн отвести глаза становится еще сильнее. Привычка думать, что структуры, породившие эти произведения, банальны и губительны, приводит нас к мысли, что и сами произведения не заслуживают критического внимания.

Но, быть может, того факта, что мы перестали искать и не рассчитываем уже ничего найти, достаточно, чтобы взглянуть на эти вещи снова – и задуматься. Мы склонны считать работы этого периода абсолютно прозрачными; мы верим, что видим насквозь все приемы главенствовавших тогда эстетических и политических норм, но, возможно, упускаем из виду нечто более важное. А что, если наши эстетические категории (к примеру, новаторство) прячут от нашего взгляда больше, чем показывают? Возможно, обращаясь к этому периоду, мы могли бы найти нечто большее, чем злокозненный переход от модернистского дерзновения к затхлости соцреализма? Похожи ли советские эксперименты на свои западные аналоги? И кто вообще сказал, что искусство должно быть экспериментальным? Подход, гласящий, что «самое творческое» творчество обязано осваивать новые территории, не годится для оценки советского искусства, по крайней мере сейчас. Возможно, когда-нибудь, рассматривая эту колоссальную массу работ, мы увидим в них некую новую ценность. Модерновый дизайн середины ХХ века когда-то тоже принято было сбрасывать со счетов. Его тоже обвиняли в шаблонности и высмеивали за повсеместные нелепости: вспомнить хотя бы всю эту огнеупорную пластмассу, кухонные приборы оттенка авокадо, низкорослые бруталистские формы. Однако в нашем огульном восприятии произошел некий сдвиг, что привело к решительной переоценке – как эстетической, так и финансовой – послевоенных вкусов. Удивительно, но внешний вид бабушкиного журнального столика изменился прямо у нас на глазах. Возможно, мы найдем критические инструменты, которые изменят и наше восприятие советской культуры того же периода.

Советское искусство повторения

На недавнем рекламном постере чикагского Музея современного искусства были изображены три привлекающие внимание репродукции и краткая подпись: «Ага, глянули все-таки!» Это одно из обязательных условий западного искусства ушедшего века: заставить нас посмотреть, хотим мы того или нет. Но что именно заставляет нас смотреть на искусство? С западной точки зрения, импульсом зачастую является новизна, неожиданность. Шок фокусирует наш взгляд (либо зрительные образы привлекают нас посредством иных откликов, также повсеместно насаждаемых, к примеру на всех картинках с рекламы музея были изображены женщины разной степени соблазнительности и эстетизированные каким-нибудь неожиданным элементом). Искусство, которое не сразу производит такой эффект, нужно поместить в контекст, приковывающий к себе взгляд каким-либо иным способом: его выставляют в музее – а значит, оно получило благословение могущественных кураторов, а значит, заслуживает быть увиденным и оцененным.

В случае с тем визитом в санаторий меня «заставили посмотреть» по-другому. Если бы ценность той картины не была подчеркнута, я бы ее попросту не увидел. Органы советской власти, заведовавшие культурой, нередко практиковали нечто подобное, и это наверняка послужило одной из причин, по которой самое «стандартное» советское искусство ныне не изучается. Нас заставляли смотреть на эти вещи так долго, что нам нужна длительная передышка; во всяком случае, пока кто-то не «заставит» нас увидеть их в новом свете.