- Я говорил обратное: что надо принять то, чего мы не можем изменить!
Нечто вроде смеха почудилось мне в его промерзших мыслях.
Строительство многомильной шахты, точно выходящей к столь малому источнику, может быть не по силам нынешнему поколению, но за нами придут другие. Сады, поля, копи под великой пирамидой… в сравнении с ними замысел Перитоя не кажется неисполнимым.
Не могу объяснить, отчего я рассмеялся. Смех мой оставил горечь на языке.
- Так, значит, наши гордые и тщеславные мечты о возвращении героями исполняются? - сказал я. - Нас станут восхвалять. Не могу представить более страшного наказания за глупость, чем исполнение дурацких желаний.
Признаюсь, это слово было неожиданным и для меня. Сорвалось с языка, но, раз сказанное…
- Нас.
- Ты пойдешь со мной.
- Что ж, очевидно, у меня его меньше, чем необходимо. Справедливый человек не ответил бы на твой зов.
Я ощутил движение эфира, словно его мозг напрягся, собираясь послать мысль, но мысль эта была слишком невнятна, слишком полна виной, чтобы ее посылать. Хотел бы я знать, что выразило бы его лицо, не застынь оно в неподвижности.
- Ты испытывал меня, не так ли? Притворялся, будто забыл Главное Слово. Будь я справедливым человеком, верным закону, я остался бы под защитой стен и не отвечал бы тебе. Я не прошел испытания, и ты приговорил меня к смерти, предал Молчаливым. Твоя справедливость приговорила меня, но что-то иное пощадило. Почему меня пощадили?
Я пришел, потому что я романтичный дурак, из тех дураков, которых легко обмануть. Но он задал не тот вопрос.
- Не спрашивай, почему я пришел. Спроси, почему мне
Теперь я понимал, почему звезда прорвала тучи, чтобы коснуться меня и возвратить мне жизнь.
То была отсрочка приговора и в то же время наказание, тяжелее которого я не сумел бы вообразить: потому что наказанием моим было встать за Перитоя, как звезда встала за меня. Спасти его. Быть его другом, несмотря на все преступления, всю его безумную гордость и хвастливое безумие; быть его другом, несмотря ни на что, и спасти его.