Потому что ему нравится быть в центре событий. Нравится, когда все кругом вертится. Как в тот раз, когда он встретил тебя и с лету провернул сделку с шабу. Он может приказать доставить ему эту дрянь в любой удобный момент, но ему нравится играть. Он любит экшен.
Бини сидел с наколенниками в обеих руках и хлопал ими, складывая.
— Мы с Хайдо говорили об этом. Знаешь, как разговаривают про кого-то знаменитого, когда его встречаешь. Думаешь, а что это за люди на самом деле. Весь этот культ знаменитостей, насколько глубоко он сидит у нас в мозгах. Как будто тебе даже и думать не хочется о них, но их постоянно суют тебе под нос, так что ничего нельзя сделать. И вдруг ты встречаешь кого-то, кого раньше видел только по телевизору, и у тебя едет крыша.
Парк снова потер отцовские часы.
— И что вы надумали?
— Насчет Кейджера мы решили, что для него имеет значение только игра.
Бини посмотрел на Парка.
— Он говорит о «Бездне» не так, как все остальные. Многие геймеры говорят о ней так, как будто она настоящая. Да я сам так иногда говорю. Но послушать его, она как будто даже больше чем настоящая. Или важнее, чем настоящая. Как он ведет игру в реальном мире, как он играет людьми — это он пытается жить, как будто он в игре. Не в том смысле, что он носит меч или что-нибудь в этом роде, нет, он любит обмениваться. Обожает составлять команды для разных задач. У него есть команда друзей для «Бездны», команда для танцев, команда, чтобы влезать в неприятности. Разные команды для разных квестов. Как те неспящие, которых он сводит вместе в «Бездне». И еще, так же как в игре, он любит, чтобы все в его команде были специалистами. Взять хоть тебя.
Он наклонился, чтобы застегнуть наколенник.
Парк сунул руки в карманы.
— Что насчет меня?
Бини застегнул другой наколенник.
— Как он сразу тебя оприходовал. Хочет ввести тебя в какую-нибудь команду. — Он выпрямился. — Кейджер знает, что ты не дурак. Он взял тебя в галерею. Наверное, хочет сделать тебя дилером своей команды художников.
Бини встал.
— Он приглашал тебя куда-нибудь на сегодняшний вечер?
Парк смотрел на детей. Они окружили двух девочек, которые толкали друг дружку взад-вперед.
— Да, он велел прислать ему эсэмэску, и он скажет куда.
Бини надел рюкзак и подтянул ремни.
— Добро пожаловать во дворец Принца Снов.
Парк посмотрел на него.
— Чего?
Бини кивнул.
— Это он так представляется в «Бездне». Принц Снов. Миленько, да?
Драка еще не успела закипеть. Парк шагнул к багажнику машины, открыл запаску и достал сумку.
Бини оседлал велосипед.
Парк раскрыл сумку.
— Погоди.
Он вытащил картонную трубку, такую же, как та, которую он дал Кейджеру, положил ее назад в запаску и отдал сумку Бини.
— На.
Бини взял сумку и заглянул внутрь. Посмотрел на Парка.
— Если это подстава, то хуже не придумаешь.
Парк посмотрел на север, на зарево каньонных пожаров.
— Можешь пользоваться. Хочешь — меняй. Хочешь — продавай.
Бини закрыл сумку.
— Твое начальство не ведет учет?
— Им наплевать.
— И тебе тоже?
Парк смотрел на девчонок. Одна подняла с земли камень.
— Мне нет. Я просто больше не хочу этим заниматься.
Бини поймал шнур, свисавший сбоку на рюкзаке, и привязал сумку к велосипедной раме.
— Спасибо. Наверняка там найдется что-нибудь такое, чтобы меня выпустили за забор у Санта-Моники.
Вторая девчонка подобрала палку.
Парк переминался с ноги на ногу.
— Оттуда?
Бини почесал затылок.
— Я слышал, разбили лагерь на Биг-Сюре. Мне всегда там нравилось.
Парк закрыл багажник.
— Да, там здорово. Далеко ехать.
Бини показал на дым и пожары, прожекторы в небе:
— Какая разница, куда ехать.
Парк шагнул от машины.
— Возвращайся, когда утрясется. Я все сделаю, чтобы тебя отмазать.
Бини покачал головой:
— «Когда утрясется». Интересный ты парень, Парк.
— Нет. Ничего интересного.
Бини пожал плечами, привстал на педалях.
— Заботься о семье.
Парк поднял руку.
— Счастливого пути.
Он не смотрел, как Бини уезжает, вместо этого он повернулся к назревающей драке, вклинился, развел девчонок, остановил их, прежде чем они зашли слишком далеко.
Я вспоминал Техас.
Это странно, потому что я бог знает сколько лет старался не вспоминать Техас. И тем не менее вот он, как будто стоит передо мной бесконечной бурой равниной. Поросшая кустарником маленькая Одесса. Возвращение в юность.
А конкретно перед моими глазами возникла школа. Последний месяц последнего года, мое восемнадцатилетие, как я пошел на призывной пункт вместе с отцом и подписал документы, отсалютовал офицеру по вопросам вербовки, как меня учили, развернулся кругом и отдал честь отцу и не отпускал руку, пока он не отдал мне честь в ответ. Как я был счастлив тогда.