Неспящие

Учитывая мою оплошность, мне повезло гораздо больше, чем я того заслуживал. Я сделал восемь выстрелов. Вода лишь в минимальной степени изменила траекторию пуль, а при такой малой дальности любая потеря скорости несущественна. Шесть пуль поразили свои цели. Мужчины падали в сторону от бассейна, по мере того как пули передавали им свою инерцию; мой палец не так сильно давил на спусковой крючок, еще минус какие-то четыре унции нажима, и оружие прекратит стрельбу, но не раньше, чем девятая пуля ударилась о наполнившую ствол воду, под давлением расплющилась, как гриб, и разнесла ствол и глушитель в осколки.

Как я уже сказал, мне повезло гораздо больше, чем я того заслуживал.

Тринадцатисантиметровый обломок вонзился мне в брюшную полость. Я сумел самостоятельно вынуть его и зашить края раны, но лишь после того, как установил таймер на фосфорных зарядах, заложенных под несколькими ключевыми конструктивными элементами дома, сел в «лендровер» серии III, стоявший в гараже с полным комплектом необходимых вещей, и отъехал на расстояние восьми километров, чтобы не находиться в непосредственной близости от дома, когда к нему начнут съезжаться полицейские и пожарные машины.

И все это я проделал голым.

В итоге прошла неделя, прежде чем я снова подавил свой инстинкт самосохранения и смог обратиться за медицинской помощью. К тому времени рана чудовищно воспалилась, и дело кончилось тем, что мне пришлось потерять метр кишок. Осколки помельче воткнулись в мою левую руку, и я навсегда утратил чувствительность ладони и внутренней стороны большого пальца.

До сих пор не могу забыть, как близко я подошел к смерти.

На то, чтобы полностью залечить раны, у меня ушло почти столько же времени, сколько и на то, чтобы устранить пагубные последствия для моего бизнеса. Конкуренты, бросившие мне вызов, больше не портили мне жизнь, однако им все-таки удалось добиться одной из своих целей.

Мир, где я работал, был весьма тесен; после такой демонстрации нужно было утешить некоторые самомнения и пополнить некоторые бумажники. Я так и сделал, потом переехал в Лос-Анджелес и открыл новое дело. После переезда в новый дом я решил отказаться от всех мер безопасности. У меня возникло ощущение, что они скорее делают меня уязвимым, а не защищают, так как вселяют ложное чувство безопасности. Пары хороших замков и лживой наклейки о том, что мой дом якобы «находится под вооруженной охраной», хватит для обычного взломщика. Что же касается моих коллег, то я не знал о таких мерах безопасности, которые помешали бы им сделать свое дело, если опять до этого дойдет. Ни один уровень безопасности не давал мне чувства полного спокойствия. И так этому и следовало быть.

Мой дом превратился в своего рода паутину. Скрупулезно сложенную мозаику архитектуры, ландшафта и владений. Строго организованную, так что я в буквальном смысле слова на чувственном уровне сознавал размещение и назначение каждого элемента. Без преувеличения, я чувствовал, когда у меня дома все было в порядке и когда туда вторгался какой-то диссонанс. Стоило еноту пройти по террасе или перевернуть вазон на моей клумбе, как я просыпался от крепкого сна.

Поэтому, когда я в то раннее утро вернулся домой из Калвер-Сити, я испытал не просто удивление, мной овладела непреодолимая сила.

Глава 15

На этот раз обошлось без мешка на голове. Вместо этого Парк ждал у стойки при входе, пока его зарегистрирует резервистка III уровня, внешность которой явно свидетельствовала о начальных признаках бессонницы.

Тощий негр в оранжевом комбинезоне, у которого излишек цепи на лодыжках был обернут вокруг ножки прикрученной к полу тяжелой деревянной скамьи, вытаращился на него и громко фыркнул.

— Я тебя знаю? Да, я тебя знаю. Я тебя знаю? Да, по-моему, я тебя знаю.

Парк отвернулся от мужчины и стал лицом к резервистке, которая говорила по телефону со стажером-компьютерщиком, пытаясь разобраться, почему она не может войти в Национальный информационно-криминологический центр. Он понял, что, как он ни старался не разглядывать ее красные глаза, напряженную шею и обильную испарину, он никак не мог отвлечься. С каждой проходящей минутой это напоминало ему, что Роуз дома одна с ребенком. Он перевел взгляд на Хаундза и смотрел, как тот изучает список контактов в телефоне, стирает имена и разговаривает сам с собой.

— Этот мертвый. А это кто еще? Мертвый. Мертвый. Этого не знаю, ну и наплевать. Мертвый. Мертвый. Мертвый.

Заключенный на другой скамейке загремел цепью.

— Я тебя знаю? Да, должен знать.

Парк еще больше отвернулся от человека и, наклонив голову, заглянул в телефон Хаундза.

Хаундз поднял глаза.

— Что, интересуешься, сволочь? Как интересно заглянуть в мою черную книжечку, аж шею свернул, да? Не лезь, чмо.

Парк отодвинулся, не отводя взгляда от Хаундза.

— Где Клейнер?

Хаундз захлопнул телефон.

— «Где Клейнер?» Ты это спросил? «Где Клейнер?»

Парк пожал плечами:

— Просто подумал, как ты будешь делить мои часы, если его нет.

Хаундз зарычал, негромкий рык предвещал неминуемые полицейские репрессии.