Но не все было хорошо в «королевстве». Побережских вдруг осознал, что действие ОНУ стало создавать слишком много проблем, то одного ключевого инженера подведут под увольнение, то другого. А самое противное, что не за всех у него получалось заступаться, были такие специалисты, с которыми на самом деле было не по пути. Что ни говори, а в это время рабочий класс действительно гегемон, поэтому отношение к нему свысока, могло иметь тяжелые последствия. И часто имело. Идти против решения партийной организации при заводе даже директор не мог, и в некоторых случаях заступничество не срабатывало, приходилось искать новые кадры, и ОНУ в этом вопросе был не помощник. А ближе к августу последовал новый удар, Морзо включил в свой список имена сразу трех инженеров, имеющих ключевое значение, двоих удалось отыграть, так как они были задействованы на запуске конвейера, а вот Горшкова, который занимался отработкой технологии изготовления комплектующих двигателя, отбить не получилось. Конечно же, Побережский не собирался сдаваться на милость победителю и отписал в наркомат по поводу творимого на заводе беспредела, но этот вопрос будет решаться долго.
— Ты вот что, Дмитрий, — говорил директор, — пока ответа из наркомата нет, отдохни немного, из квартиры тебя пока выселять не будут, я за этим прослежу, а потом с новыми силами возьмешься за работу.
Тут надо отдать должное Побережскому, он искренне верил, что ситуация разрешится в нужном для него ключе, и даже не мог предположить, что может последовать неудача.
Понимая, что директор делает все возможное, Дмитрий Степанович отправился домой.
— Что-то случилось? — Сразу встревожилась сестра, она прекрасно знала, что предприятие, на котором работал ее брат режимное, и покинуть его до конца дня было невозможно.
— Потом, — махнул рукой инженер.
Он снял ботинки, сунул ноги в удобные тапочки и проследовал в комнату. События, которые только что произошли, сильно вымотали его морально, требовалось немного успокоиться и отдохнуть. Самокопанием он занимался где-то с час времени, но потом ему это надоело, и он отправился на кухню, чтобы немного перекусить, ведь обед в столовой он пропустил. Кухня в этой квартире была большой, а проживающих всего четверо, так что решили не превращать большую комнату в гостиную и всегда принимали пищу там же где ее и готовили.
Дмитрий Степанович с трудом протиснулся между отодвинутым от стены столом и кухонным шкафчиком, покосился на племянника своей жены, который в данный момент отделывал стену беленым березовым шпоном, пропитанным светлым лаком.
— А ловко у него получается, — при этом думал он, — кто бы мог подумать, что с помощью шпона можно навести такую красоту.
Сестра протиснулась следом и тоже, глянув мельком на результат возни парня, удивленно мотнула головой, мол, кто бы мог подумать?
— Суп будешь? — Спросила она, доставая из шкафчика хлебницу.
— Буду, — кивнул инженер.
— Сейчас подогрею.
Керогаз запустился почти сразу, не успел еще окончательно остыть, а пока суд да дело, перед Дмитрием Степановичем появилась тарелка с летним салатом. Ел он не спеша, зачем-то подолгу ковыряясь в тарелке, скорее просто убивал время до того момента как суп в кастрюле дойдет до нужной кондиции, а заодно наблюдал за работой пацана. А посмотреть было на что, уж очень ловко у него получалось, работал как автомат: пара проходов по стене, чтобы смахнуть прилипшие крошки, примерка шпона, нанесение меток, обрезка, снова примерка, размашистое движение кисти, это он так клей на стену наносит. И конечная операция с придавливанием шпона к стене, чтобы он раньше времени не отслоился. Получается удивительно профессионально, не многие работать так могут.
— Где так научился? — Не выдержал Горшков.
— А чего тут учиться? — Хмыкнул паренек в ответ. — Если немного в голове мозгов есть, то ничего особенного.
— А у тебя, значит есть?
— Что-то осталось, не все в больнице оставил. — Пожал плечами подросток, продолжая работу.
— А что ж тогда такую справку тебе выдали?
— Да потому, что занимался мной психиатр, а у него у самого с головой не порядок. Профессиональная деформация.
— Не думаю, — усомнился Дмитрий Степанович, — это в тебе обида говорит.
— Может и такое иметь место, — не стал ерепениться Виктор, — но вопросы у него явно идиотские. Вот, к примеру, сколько будет в арифметическом действии два плюс два умножить на два?
— Положим восемь, — не задумываясь ответил инженер.
— Вот видите, ваш ответ ошибочный, — торжествовал подросток, — на самом деле будет шесть, потому, что действие умножения выполняется первым.
— Действительно, — скривился Горшков, — как-то из головы вылетело. А еще?
— А еще он там картинки всякие показывал, и спрашивал, что я на них вижу? А чего там можно увидеть, если мазня всякая? Ну, я ему и ответил, что художник сей, очень неаккуратно с красками возился вот и пролил на бумагу, а теперь это за картину выдает. Гнать такого с работы надо.