Несомненная реальность

К середине дня Олег понял, что плывет. Груда газет вокруг него затрепетала бумажными страницами, когда он, промахнувшись локтем мимо стола, чуть не приложился о столешницу челюстью.

— Надо передохнуть, — пробормотал он себе под нос. — Хорошего помаленьку.

Михаил Дромашин, перестав обгрызать толстый ноготь, с вялым интересом обернулся от окна. Юноша явно устал не меньше, хотя и не головой, а ногами. Все газеты и журналы, что громоздились вокруг Олега на столе, помощник добыл сегодня, бегая за мальчишками-газетчиками и обшаривая лавки в радиусе десяти кварталов от отделения.

За последнюю неделю Олег пропустил через себя огромную кучу печатного слова. По большей части слово являло собой невообразимую чушь вперемешку с непомерно приукрашенными местными событиями, светскими и не очень. В числе прочего глаза мозолили нудные описания приемов с перечислением всех приглашенных гостей, сообщения о найденных зонтах и прочей мелочевке, сенсационные объявления о каких-то евреях, ворующих малых детей, полицейская хроника, скандалы, некрологи, сообщения о волнениях в рабочих кварталах и стачках на фабриках и реклама. Довольно часто попадались перечисления событий местной столицы – Санкт-Петербурга, связанных с царской семьей и вообще сливками общества. Всероссийских новостей присутствовало немного. Впрочем, неудивительно – как уже выяснил Олег, междугородная телефонная связь практически отсутствовала, а телеграф обходился недешево. Да и региональных собкоров у московских газет, похоже, не наблюдалось.

Но даже московских новостей с лихвой хватало, чтобы утопить Олега в море фактов и фактиков, фамилий и сплетен. Однако потихоньку начинала выстраиваться более-менее полная картина происходящего. И картина как минимум настораживала.

Напряжение, казалось, просто витало в воздухе. То тут, то там проскальзывали сообщения о забастовках, стачках и уличных митингах. Население если и не бунтовало открыто, то определенно с трудом поддавалось контролю. Взбудораженные небывалыми выборами во всероссийскую Думу – похоже, совещательный орган непонятного назначения и с непонятными полномочиями – невнятные личности рассуждали о светлых перспективах и пели панегерики Е. И. В. Судя по всему, они тоже не понимали, чем станет заниматься Дума во всероссийском масштабе, но сама идея их вдохновляла. Упоминалось о каких-то беспорядках в городах Баку и Батум, связанных с межнациональными столкновениями.

Несколько раз в газетах мелькала и фамилия Зубатова. Авторы статеек тщательно старались не употреблять в его отношении никаких эпитетов, которые можно расценить как неуважение, но, кажется, они каким-то образом связывали его с рабочими-бунтовщиками. Бледный юноша Михаил Дромашин, сын мелкого чиновника в какой-то управе, толком на сей счет ничего не ответил. Он лишь знал, что зимой Зубатова вернули из ссылки, не то пензенской, не то владимирской, куда его отправил едва ли не лично министр внутренних дел Плеве, убиенный злодеями год назад. Новый министр, Святополк-Мирский, исправил несправедливость, вернув Зубатову его прежний пост директора Московского охранного отделения. Несколько прояснила ситуацию нелегальная «Искра», добытая Мишей из закрытого архива. Словечко «зубатовщина» в ней связывалось с рабочими союзами, организованными несколько лет назад якобы для неусыпного наблюдения за нещадно эксплуатируемым пролетариатом, а также с массовыми провокациями против революционеров, устраиваемыми Охранкой, как со злобой называли Охранное отделение, в Москве.

Но самое главное – почему такое позволялось свободно писать в газетах?

Олег выбрался из-за стола и, потягиваясь, прошелся по комнате. Пользуясь тем, что жесткий неудобный пиджак местного фасона остался висеть на спинке стула, несколько раз наклонился вперед, достав костяшками пальцев до пола, поприседал с расставленными в стороны руками. Михаил без интереса наблюдал за ним: за неделю он успел привыкнуть к чудачествам временного начальника.

Ситуация Олегу крайне не нравилась. В институте он специализировался на раннем средневековье, а потому детали обстановки времен Первой революции представлял не слишком хорошо, на уровне простого студента истфака, в меру ленящегося выбираться за рамки обязательной программы. Однако то, что он еще помнил спустя полтора десятилетия после выпуска, очень смахивало на нынешние события. Разве что выборов ни в какую Думу в Ростании не объявляли, а введенные в города армейские полки не стеснялись разбираться с бунтовщиками и погромщиками прямо на улицах всеми доступными средствами. Видимо, здесь ситуация оставалась менее накаленной – полугодовой давности разгон демонстрации с применением оружия до сих пор муссировался сочувствующими рабочим газетами как неслыханное кровавое злодеяние и именовался не иначе, как «расстрелом». Не похоже, что ситуация, как в Ростании, завершится полномасштабным всероссийским восстанием с миллионами жертв, требующим трех лет настоящей войны для восстановления самодержавия, но все же массовые беспорядки казались вполне неизбежными.