В Москве на Воскресенской, Тверской, Моховой площадях собирались огромные митинги. Полиция и жандармерия вмешивалась только тогда, когда митинги превращались в шествия, с переменным успехом разгоняя толпу. Прошел слух, что черносотенцы собираются громить университет. Студенты принялись баррикадировать все входы земляными насыпями, перемешанными с булыжниками мостовой, решетками скверов близлежащих домов, обломками деревянных тротуаров и каменных статуй и прочими подвернувшимися материалами. Ближе к вечеру здание университета оцепила полиция, выпускавшая всех, но не впускавшая никого. Слух о погроме не подтвердился.
Около здания Московской городской думы собралась толпа рабочих и студентов, разбавленная интеллигенцией, пытавшаяся проникнуть на заседание. Толпу разогнал конный патруль – драгуны таранили людей лошадями. Под конец разгоряченные драгуны выхватили шашки и принялись плашмя лупить по головам разбегавшихся. По сообщениям газет, раненых насчитывалось около сорока человек.
На продолжавшие работать фабрики в Марьиной роще пришла толпа московских рабочих примерно в полтысячи человек. Прибывшие потребовали от местных рабочих прекратить работу и присоединиться к всеобщей забастовке. Местные, предупрежденные заранее и поддержанные обывателями и черносотенцами, отказали им в грубой форме с применением дреколья, ломов, ножей и других подручных средств. Через некоторое время массовую драку разогнали казаки с помощью нагаек. По результатам стычки насчитали около тридцати тяжелораненых.
Бастовали московские железнодорожники, выпуская пар из паровозов и парализуя движение как пассажирских, так и грузовых составов. Верные правительству войска занимали и закрывали станции, но поезда все равно ходить не начинали. Прибывший из Петербурга министр путей сообщения князь Хилков дневал и ночевал на Николаевском вокзале, безуспешно пытаясь успокоить забастовщиков и уговорить их вернуться к работе. Группе московских политических деятелей, выехавшей накануне в Подольск для проведения совещания по поводу грядущей избирательной кампании в Думу, вынужденно добиралась обратно в Москву на телегах, на которых в другое время возили ягоды. За каждую телегу им пришлось уплатить по пятнадцать рублей. Им еще повезло – часть пассажиров скорого поезда, застрявших в Туле, тоже отправилась в Москву на лошадях. За тройку с них брали по сто рублей и более. На Курском вокзале администрация удовлетворила требования застрявших пассажиров с билетами прямого сообщения, выдавая на еду и проживание по рублю в сутки пассажирам первого и второго классов и по полтиннику – третьего. Сверх того дважды в сутки всем выдавали чай. Однако вскоре люди окончательно разочаровались в способности властей наладить работу железной дороги, и на улицах появились пассажирские дилижансы, запряженный тройкой или четверней лошадей, совершающие рейсы между Москвой и близлежащими городами.
В оружейном магазине Зиминой, расположенном в доме страхового общества «Россия» на Тверской улице, обнаружилась кража ста шестидесяти пяти револьверов. Прямой ущерб составил более двух тысяч рублей.
Бастовали рабочие на московских куриных бойнях, требуя улучшения условий труда и повышения жалования. Люди штурмовали лавки, запасаясь едой – мука, соль, консервы, копченое мясо, солонина и прочие продукты длительного хранения кончались в одной лавке за другой. Цена на говядину взлетела в три раза – с летних 20 до 60 копеек за фунт. Один за другим магазины закрывались, а их владельцы от греха подальше забивали досками витрины. Вскоре торговля продуктами практически прекратилась. Одно за другим останавливались крупные промышленные предприятия, а за ними закрывались и остальные – даже мелкие кустарные мастерские.
По винным лавкам ходили неизвестные люди в форме телеграфных чиновников, предупреждая, что на следующий день лавки надо закрыть – социал-демократическая партия объявила о всеобщей забастовке. Из-за забастовки же служащих водопровода развозчики воды, воспользовавшись случаем, подняли цены почти в два раза. Из-за отсутствия сообщения с окрестностями резко сократились продажи молока. Городская управа постановила мобилизовать все городские бочки, служившие для поливки улиц, для доставки воды в городские учреждения и больницы.
Прекратили работу все московские электростанции. Почти все московские клубы и собрания остались открыты, но освещались керосиновыми лампами и свечами. Электричество продолжало гореть лишь в Английском клубе, где имелась своя динамо-машина.
Врачебное отделение управы, предвидя кровавые столкновения на улицах, созвало совещание городских врачей и постановило снабдить их запасами различных предметов, необходимых при перевязках. На каждую больницу выделили по тысяче бинтов, пять пудов ваты и сотне кусов марли. Как показали позднейшие события, сотрудники управы оказались редкостными оптимистами.