— Все очень просто, — пояснил он. — Сегодня ночью я имел беседу с… м-м-м, с весьма примечательных личностью. Если бы я верил в ваше христианство, то мог бы обозвать его первым замом Господа Бога на Земле. Если верить ему, я Эталон. Не стану вдаваться в подробности, замечу только, что, похоже, в качестве побочного эффекта, предвиденного или нет, я обладаю ну очень большой убедительностью. Люди верят любой ахинее, которую я несу, по себе можете убедиться. Даже милейший доктор Болотов, перевидавший на своем веку массу психов, и тот поверил мне почти безоговорочно. Со мной соглашаются все: от работяги на заводе до университетского доцента, от революционера до прожженного политического сыскаря вроде вас. И все, что мне требуется – основательно потрепаться за жизнь с Императором Всея Руси и как его там дальше. Заодно перетащу его в первую страту, чтобы перестал катиться по рельсам сценария и начинал самостоятельно думать.
Зубатов обхватил руками голову и застонал.
— Нет, вас точно когда-нибудь пристрелят в темной подворотне, — сквозь зубы процедил он. — Вы, похоже, окончательно свихнулись! Какая страта? Какой заместитель Господа Бога? Какой Государь Император? Кто вас к нему пустит?
— А вот здесь – ваша забота! — обаятельно улыбнулся ему Олег. — Ну-ка, не задумываясь: кто из влиятельных политиков, вхожих к императору, разделяет вашу точку зрения о необходимости реформирования вашего общества? Ну?
— Витте, — нехотя пробормотал Зубатов, — он недавно из Североамериканских Штатов вернулся, с переговоров с японцами. Оболенский. Булыгин, наверное. Да разумных людей хватает. Но погодите, давайте по порядку…
— Стоп! Витте – который с Японией мир заключил? Значит, Сергей Васильевич, мне от вас потребуется выход на эту персону. Завтра я еду в Санкт-Петербург. Обеспечьте мне командировочные, рекомендательные письма, карту города, ну, сами не хуже меня знаете. И кого-то в сопровождающие. Крупецкий в петербургских закоулках разбирается? Или человек из местного Охранного Отделения окажется сподручнее?
Зубатов снова застонал.
Все мужики – козлы!
Оксана пыталась загнать иррациональную злость куда поглубже, но выходило плохо. Сначала в кому впадает, и сиди у его постели, локти кусай – а вдруг не очнется? Потом вскакивает как оглашенный и тащит в далекий кабак, хотя и дома еды хватает. Что она, зря на дурацком керосиновом примусе – лопнуть бы тому, кто его придумал! — мучается со сковородками и кастрюлями? Потом бросает одну и испаряется в неизвестном направлении… Народный Председатель, блин, недостреленный!..
Она быстро шагала по дощатому тротуару, зябко кутаясь в шаль поверх тонкого пальто. Лужи прихватывал ледок, сырой ветер забирался под длинную, путающуюся в ногах юбку идиотского местного фасона, и девушка уже потихоньку начала жалеть, что на извозчика не нашлось денег. В сгущающихся сумерках промозглого осеннего вечера мелькали какие-то тени, и внезапно ей стало страшно. Она ускорила шаг, оглядываясь по сторонам и пытаясь в свете тусклых фонарей разглядеть пролетку или кабриолет с характерным сгорбившимся силуэтом кучера на козлах. Дома есть мелочь, расплатится…
Сзади затопали и тяжело задышали. Оксана среагировала не сразу. Когда два мужчины прижали ее к забору, она встрепенулась, но слишком поздно.
— Смотри, Шнырь, какая баба знатная! — просипела одна тень. — И одета ничего…
— Худая больно, — презрительно сплюнул тот, кого назвали Шнырем. — Ты не заглядывайся больно-то, а то сбежит еще, как в прошлый раз. Слышь, ты, дура! — он как следует встряхнул Оксану, так что та прикусила кончик языка и слегка взвизгнула от боли. — Будешь кричать – порешим. Поняла? Поняла, я спрашиваю? Во дура, онемела от страха, что ли? Слышь, Носатый, взялись…
Подхватив ее за руки, неизвестные бегом полуоттащили-полуотнесли девушку в закоулок, под острым углом отходивший от улицы куда-то в неизвестность.
— Вот так… — удовлетворенно просипел Шнырь. — Слышь, ты, дура! Деньги гони! В шикарном кабаке лопаешь, значит, не бедная. Ну, живо! Или мой дружок сам их найдет. Он это дело любит, деньги у баб искать.
Носатый гыгыкнул. Он ухватил Оксану за грудь и сильно сжал.
— Точно, тощая, — сплюнул он в темноту. — Ну ничо, и такая сойдет. Ну-ка, где у тебя тут денежки?..
Он дернул за ворот пальто так, что отлетели верхние пуговицы, и полез пятерней Оксане за пазуху.
И тут девушка наконец-то пришла в себя.
— Ах ты, пи…с е…ный! — яростно сказала она, добавив еще несколько оборотов в том же духе. В сумраке она заметила, как удивленно раскрылись глаза насильника. Больше тот ничего сделать не успел. Колено Оксаны с силой врезалось ему в пах, а когда он с хрипом согнулся пополам, хватаясь руками за промежность, девушка пнула его в голень.
— Урою, скотина! — выкрикнула она, разворачиваясь к Шнырю. — Ты на кого, б…дь, руку поднял, мудак?
— Ах ты с-сука… — прошипел он сквозь зубы. — Не хочешь по хорошему? Ну ладно…
В темноте блеснуло лезвие ножа. Оксана повернулась, чтобы броситься наутек, но цепкие пальцы ухватили ее за плечо, разворачивая.