Несомненная реальность

— Ну и особа, — хмыкнул Вагранов. — Наверняка начнет выпытывать, что он знает про Олега. Ну ничего, Женя – крепкий орешек, особенно когда речь идет о профессиональной тайне. Мы с гимназии дружим, но и мне он про пациентов никогда ничего не рассказывает. Сударыня, мой вам совет – держитесь с Сапарской настороже. Графиня – личность в Москве известная. Она любит изображать из себя демократку, но замашки у нее – самые что ни на есть аристократические. Не знаю, где и как вы с ней сошлись, но, боюсь, что вы для нее лишь очередная игрушка. Скоро вы ей надоедите, и она про вас позабудет, но слухи ее милостью могут пойти гулять. А теперь я тоже откланяюсь. Мне нужно заехать в лабораторию – у нас, кажется, начало получаться с полиэтиленом. Потом я в университет. Если что, Оксана, ищите меня на кафедре. Не забывайте, я в господине Кислицыне заинтересован не меньше вашего, так что всегда помогу в меру своих возможностей.

Он поцеловал руку Оксане, помедлив, кивнул Крупецкому и вышел.

— Ну и компания, — неодобрительно заметил филер. — Докторишка, красная графиня и какой-то интеллигент из либеральных. В странные компании вы попадаете, пани Оксана. Что-то начальство скажет…

* * *

Остаток дня превратился для Оксаны в сплошной кошмар. Она не находила себе места от беспокойства. Крупецкий, так и не дождавшийся смены в лице Чумашкина, отправился в Гнездниковский переулок прояснять ситуацию и куда-то сгинул. Олег все так же лежал в кровати, глядя в потолок, и от утреннего его состояние отличалось только тем, что он изредка шевелил губами, что-то неясно бормоча себе под нос. Девушка то начинала разжигать самовар, что и в лучшие времена у нее получалось скверно, то принималась лихорадочно делать бутерброды, на которые Олег так и не обратил внимания, то пыталась читать… Уже к обеду она сама впала в дремотно-безразличное состояние и тихо сидела в углу на жестком стуле, бессмысленно глядя перед собой. Серая тоска заполняла мир, и солнце, заглядывавшее в комнату сквозь тусклое оконце, тоже казалось серым и бессмысленным.

Но ближе к вечеру все резко изменилось. Внезапно Оксана осознала, что ее бесцеремонно тормошат за плечи.

— Ау, красавица! — как из-под воды донесся до нее голос Олега. — Подъем! Хватит носом клевать!

Девушка с трудом сфокусировала взгляд на его встревоженном лице.

— Я не сплю… — тихо произнесла она и внезапно осознала, что ей действительно чудовищно хочется спать. — Как… ты?..

— Я дурак, — честно сознался ей Олег. — Дурак и скотина.

Ему хотелось врезать себе кулаком по морде. Кретин! Тебе же ясно сообщили, что психоматрицы корректируются по результатам общения с тобой. Неужто раньше не мог сообразить, что с ней сделает твоя жалость к самому себе?

— Все, родная, уже все закончилось. Обещаю, больше со мной такого не случится.

Он осторожно поцеловал ее в губы. Оксана слабо улыбнулась.

— Мне стало так тоскливо… — тихо сообщила она. — Я думала, что умру… что мы все умрем.

— Думать не вредно, — заявил Олег, — вредно не думать. Только думать надо правильно, а не всякую фигню. Слушай, ты ела сегодня хоть что-то? Нет? Я так и думал. И у меня живот от голода подводит. Собирайся. Едем куда-нибудь пожрать.

Он запрыгал по комнате на одной ноге, натягивая штаны. Оксана удивленно смотрела на него. Охватившая ее тоска развеялась, но она не помнила, чтобы видела своего спутника в таком настроении. На его лице гуляла сосредоточенно-злая улыбка, глаза жестко щурились, словно у целящегося стрелка. Нехорошее предчувствие сжало ее желудок в тугой комок.

— Давай-давай! — подбодрил ее Олег. — Не спи. Рано еще. Поехали на Поварскую.

В трактире его настроение не улучшилось. Он заказал себе с Ольгой по расстегаю с мясом, огромному, во всю тарелку, пальца в три толщиной, и к нему по глубокой тарелке говяжьего бульона. Сунув половому сорок копеек за еду и, подумав, еще пять копеек на чай, он начал сосредоточенно работать челюстями.

— Подорожало, однако, — рассеянно буркнул он, расплачиваясь. — На прошлой неделе тринадцать копеек расстегай с бульоном стоили.

— Все дорожает-с, — пожал плечами пожилой половой с высеребренными сединой усами. — Еще весной дрова стоили два рубля сажень, а нынче уже к трем подобрались. До Рождества, глядишь, еще на полтинничек подорожает. И мясо растет, и мука… Времена неспокойные, господин хороший.

— Да, времена неспокойные… — покивал Олег. — Да, времена…

С внезапной злостью Оксана хлопнула нож на столешницу.

— Ты объяснишь, в коне концов, что с тобой происходит? — сердито спросила она. — Ты… ты сегодня словно не от мира сего. Что случилось? Олежка, да посмотри же на меня! Мне страшно!

Олег медленно поднял на нее взгляд и неожиданно виновато улыбнулся.

— Это из-за меня, — вздохнул он. — Мне тоже страшно. Может, действительно лучше пока… Нет, не обращай внимания. Оксана, малышка моя, прошу: ты только не нервничай. Все, что происходит, мои проблемы. Тебя они никак не касаются. С тобой все будет хорошо, обещаю.

— А с тобой? — Оксана едва удерживала слезы. — Что станет с тобой?