— Да уж, Олег Захарович, — мрачно сказал он, — теперь я понимаю, почему Сергей Васильевич вас одного отпускать боятся. Жаль, конечно, что я его упустил, да только без меня вы бы сейчас точно мертвяком лежали. Неужто не опознали, а? Он же в вас стрелял тогда вечером… — Он вытянул руку и продемонстрировал еще один комок грязи, в котором Олег с удивлением опознал ту самую бороду, которая только что украшала лицо сбежавшей личности.
Внезапно Олег почувствовал, что у него становятся ватными и подгибаются коленки. Теперь он понял, что в мужике ему показалось знакомым. Взгляд. Угрюмый взгляд исподлобья, жесткий, оценивающий, внимательный. Тогда, вечером, в комнатушке в этом самом доме, он плохо разглядел подсвеченные неверным светом лампы лица собеседников. Но взгляд… взгляд он запомнил.
— Мазурин? — прошептал он, отчаянно пытаясь справиться с участившимся дыханием. — Тот, что в меня стрелял?
— Точно так, — сумрачно подтвердил филер. — Террорист. Только бороду наклеил. Ну, шустрый какой, курва! Вот, — он попытался стряхнуть грязь со своей шинели, потом просто растянул ткань, просунув пальцы в прореху. — Ножом в ребра сунул, еле успел извернуться. Только что он здесь делал, а?
Олег глубоко вздохнул и усилием воли взял себя в руки.
— А вот сейчас и выясним, — сумрачно сказал он. — Догонять Мазурина, как я понимаю, смысла нет?
Крупецкий отрицательно качнул головой.
— Он наверняка здешние огороды как свои пять пальцев знает, — пояснил он. — А я не знаю. Не найти.
— Значит, идем в дом, — решительно заявил Олег. — Не просто же так он здесь сидел.
В сенях дверь в комнату стояла, как и в прошлый раз, приоткрытой. Олег ступил внутрь и прищурился, пытаясь в тусклом свете, сочащемся из распахнутого настежь оконца, разглядеть, что за серая куча валяется на кровати. Потом он услышал слабый стон. Крупецкий, оттеснив его плечом, стремительно подошел к кровати с склонился над кучей.
— Матка боска… — прошептал он. — Не повезло бедолаге.
Олег рванулся к нему. Распростершийся на кровати Бархатов еще дышал, дыхание со скрежетом вырывалось у него из груди, из которой торчала рукоять ножа. Острая бородка на запрокинувшемся лице уставилась в потолок. Только теперь Олег сообразил, что черное пятно на полу – кровь.
— Поздно… — прошептал химик. — Я… не хотел. Я… отказался… делать бомбы. Скоро… месяц или два… предупредите…
Его тело скрутило судорогой, изо рта толчком выплеснулась кровь. Потом тело Бархатова безжизненно вытянулось и замерло.
— Наверное, кто-то здесь его стерег, — сказал за спиной Олега филер. — Услышал выстрел, пырнул ножом и ушел через окно.
— Зачем? — резко обернулся к нему Олег. — Он же был… с ними?
— Вы же сами слышали, пан Кислицын, — пожал плечами поручик. — Наверное, он отказался делать бомбы, и они сочли его предателем. Опять же, вы к нему приходили. Могли решить, что продался Охранке, а с предателями эсеры не церемонятся. Но вот же сучьи дети – не побоялись вернуться на засвеченную явку!
— Значит, — пробормотал Олег, — значит… из-за меня? Из-за меня убили?
— Не исключено, — филер снова пожал плечами. — А может и нет. Пойдемте-ка отсюда, Олег Захарович. Не ровен час, вернутся. Не отобьюсь я один от двоих-троих голыми руками. Надо в полицию сообщить и обыск по полной форме учинить. Хотя не думаю, что найдут что-то… Пойдемте.
Он цепко ухватил за рукав Олега, на которого напал какой-то столбняк, и потянул его к выходу. Тот, не сопротивляясь, двинулся за ним. Из-за меня погиб человек… Из-за меня погиб человек! — билось у него в висках. Из-за меня!