Когда внезапно и без предупреждения прервалась субсвязь с метрополией, страх и отчаяние охватили людей. Раньше у исследователей оставалась хотя и призрачная, но все же надежда вернуться домой. Транспорты обладали двигателями, запасом и сборщиками рабочего тела, позволявшими организовать не только торможение и выход на орбиту в точке назначения, но и однократное самостоятельное ускорение примерно до одной восьмой цэ. Что станет с человеческим организмом после многих десятилетий пребывания в анабиозе, необходимых для возвращения с дальних станций, известно не было, но медицинские исследования позволяли надеяться, что этот срок не смертелен. Во всяком случае, собак и лабораторных мышей, массово гибернированных в свое время с прицелом на долговременный эксперимент, успешно пробуждали и двести лет спустя. Сама возможность возвращения, пусть и чисто теоретическая, давала многим силы жить вдали от родины. Ее внезапное исчезновение привело к волне истерии, прокатившейся по станциям, которую не сумели погасить даже чоки-компаньоны. На двух базах вспыхнули необъяснимо-яростные междоусобные схватки, завершившиеся общей разгерметизацией контуров и гибелью человеческого персонала. Еще одну уничтожил свихнувшийся начальник службы безопасности, вообразивший себя диктатором и спасителем человечества в одном флаконе и весьма обидевшийся на неблагодарных коллег, не пожелавших признать его притязания. В результате в течение менее чем трех земных месяцев общее население баз и колонии Жемчужины сократилось с двадцати трех с половиной тысяч человек и тридцати тысяч искинов, включая двадцать семь тысяч человекообразных киборгов-чоки, до примерно двадцати тысяч человек и двадцати трех тысяч искинов.
Однако постепенно людям при помощи чоки-компаньонов удалось взять себя в руки.
Практически весь живой персонал являлся учеными и инженерами с достаточно устойчивыми типами нервной организации – на дальние базы искины отбирали людей только по результатам тщательного психологического анализа и контроля.
Практически никого из них не интересовала власть над себе подобными – властолюбцы и интриганы не испытывали желания отправляться в фактически пожизненную ссылку. Службы безопасности на станциях оставались в зачаточных формах – внешней угрозы базам не наблюдалось, а внутренние требовали не столько силовых, сколько административных мер для их предотвращения.
Сорок три тысячи разумных существ – искинов, мужчин, женщин и детей, успевших родиться на базах к моменту Катастрофы. Сорок три тысячи уцелевших из восьмидесяти миллиардов…
29 августа 1905 г. Москва
К середине дня Олег понял, что плывет. Груда газет вокруг него затрепетала бумажными страницами, когда он, промахнувшись локтем мимо стола, чуть было не приложился о столешницу челюстью.
– Надо передохнуть, – пробормотал он себе под нос. – Хорошего помаленьку.
Михаил Дромашин, перестав обгрызать толстый ноготь, с вялым интересом обернулся от окна. Юноша явно устал не меньше, хотя и не головой, а ногами. Все газеты и журналы, что громоздились вокруг Олега на столе, помощник добыл сегодня, бегая за мальчишками-газетчиками и обшаривая лавки в радиусе десяти кварталов от отделения.
За последнюю неделю Олег пропустил через себя огромную кучу печатного слова. По большей части слово это являло собой невообразимую чушь вперемешку с непомерно приукрашенными местными событиями, светскими и не очень. В числе прочего глаза мозолили нудные описания приемов с перечислением всех приглашенных гостей, сообщения о найденных зонтах и прочей мелочевке, сенсационные объявления о каких-то евреях, ворующих малых детей, полицейская хроника, скандалы, некрологи, сообщения о волнениях в рабочих кварталах и стачках на фабриках и реклама.
Довольно часто попадались перечисления событий местной столицы Санкт-Петербурга, связанных с царской семьей и вообще сливками общества. Всероссийских новостей присутствовало немного. Впрочем, неудивительно – как уже выяснил Олег, междугородной телефонной связи здесь практически не было, а телеграф обходился недешево. Да и региональных собкоров у московских газет, похоже, не наблюдалось.
Впрочем, даже московских новостей с лихвой хватало, чтобы утопить Олега в море фактов и фактиков, фамилий и сплетен. Однако потихоньку начинала выстраиваться более-менее полная картина происходящего. И эта картина как минимум настораживала.
Напряжение, казалось, просто витало в воздухе. То тут, то там проскальзывали сообщения о забастовках, стачках и уличных митингах. Население если и не бунтовало открыто, то определенно с трудом поддавалось контролю. Взбудораженные небывалыми выборами во всероссийскую Думу – похоже, совещательный орган непонятного назначения и с непонятными полномочиями – невнятные личности рассуждали о светлых перспективах и пели панегерики Е.И.В. Судя по всему, они тоже не понимали, чем станет заниматься Дума во всероссийском масштабе, но сама идея их вдохновляла. Упоминалось о каких-то беспорядках в городах Баку и Батум, связанных с межнациональными столкновениями.