– А, Александр! Здравствуй. Присаживайся давай. У нас тут интересная дискуссия с господином Кислицыным, присоединяйся. Вот скажи как юрист – следует ли давать в тексте рамочного закона полные определения?..
– Ты не хочешь нас представить, – удивленно приподнял бровь князь. – Боюсь, я не имел чести…
– Меня зовут Кислицын Олег Захарович, – субъект за столом слегка приподнялся и кивнул. – Можно просто Олег. Вы ведь князь Оболенский, правильно? Весьма наслышан. А у нас тут с Сергеем Юльевичем диспут. Присоединяйтесь, Алексей Дмитриевич, именно вас нам и не хватает. Скажите, что вы думаете о возможности реформы крестьянских хозяйств?
– Диспут – это интересно, сударь, – качнул головой князь. – Однако мне хотелось бы поинтересоваться, Сергей, знаешь ли ты, что с Москвой и Петергофом опять прервано железнодорожное сообщение? Забастовка. Сегодня в утренних газетах сообщения. Да и княгиня Беркутова, намеревавшаяся свое подмосковное имение посетить, вернулась с вокзала в расстроенных чувствах. Теперь ко двору можно добраться только пароходом.
– Следовало ожидать, – пробормотал субъект, представившийся Кислицыным Олегом Захаровичем. – Я удивлен не тому, что забастовка началась, а тому, что она не является перманентной и во всех областях промышленности сразу. Собственно, именно это мы с Сергеем Юльевичем и обсуждаем. Впрочем, я бы сказал, что данная конкретная забастовка как раз нам на руку. Она придаст веса докладу Сергея Юльевича. Как вы думаете, Алексей Дмитриевич, когда государь император изволит среагировать на данный документ и не следует ли ускорить этот процесс… м-м-м, с помощью дополнительных средств убеждения?
Вообще-то князь Оболенский считал себя вполне хладнокровным человеком. Интриги императорского двора и затхлых министерских кабинетов закалили его характер и отточили ум, а должность обер-прокурора Синода добавила привычку смотреть на новых людей с прищуром, взвешивая и оценивая. Пожалуй, если бы он увидел данного субъекта на улице, то не повел бы и глазом. Обычный мещанин, мелкий чиновник, из тех, что с заискивающим видом толпами роились вокруг него целыми днями, ища благосклонного взгляда или жеста, который можно истолковать как одобрительный.
Однако на более пристальный взгляд сидящий перед ним в халате человек отличался от всех них… чем? Его затрапезный и заурядный внешний вид словно служил оболочкой для чего-то грозного и опасного. Так невзрачный серый корпус броненосца, выглядящего плебеем на фоне аристократических парусных фрегатов, скрывает ярость рукотворной стихии, дремлющей в стволах двенадцатидюймовых орудий главного калибра. Внимательный взгляд, раз задержавшийся на нем, уже не мог небрежно соскользнуть в сторону – какой-то странный, почти мессмеровский магнетизм притягивал к нему, заставлял слушать любые его слова с вниманием и почтением… И еще князю вдруг показалось, что в душном кабинете Витте вдруг пронеслось освежающее дуновение свежего морского воздуха. Мир словно заиграл свежими красками, и даже серые осенние тучи за окном, из которых с ночи моросил дождик с редкими снежинками, будто бы приоткрыли краешек спрятанной за ними летней радуги.
Князь тряхнул головой, отгоняя наваждение. Как бы то ни было, а Сергей наверняка имел веские причины держаться с означенным субъектом на равной ноге. Поэтому для начала следовало сделать вид, что ничего экстраординарного не случилось.
– До меня дошло стороной, что государь император желает подписать манифест, объявляющий о введении реформ, основанных на твоем докладе, Сергей, – сообщил он, проходя к своему любимому креслу в углу и присаживаясь в него.
– Проклятье… – пробормотал Витте, досадливо жмурясь. – Я боялся, что так и не сумел отговорить его от этой идеи. Хотел бы я знать, кто же на него так влияет?
– Это мы сумеем выяснить со временем, – пожал плечами обер-прокурор. – Важно другое. Текст манифеста, видимо, все-таки следует подготовить заранее. Лучше, если это сделаешь ты сам, чем кто-то еще по указанию его величества. Ты же знаешь императора – если ему в голову что-то взбредет, то переубедить его…
Если хочешь, я сделаю набросок, а ты отредактируешь его должным образом.
– Да-да, – рассеянно кивнул председатель Комитета министров. – Я об этом подумаю. Как считаешь, когда дело сдвинется с мертвой точки? Я хотел съездить в Петергоф даже и без вызова, но эта забастовка… Ах, как неудачно! Теперь придется вплавь, на пароходе, среди качки.
– Зная государя, могу предположить, что он вызовет тебя на аудиенцию через день-два, когда идея закончит вариться у него в голове. Однако это сейчас не главное. Ты ничего не забыл?
– Что? – Витте недоуменно посмотрел на него. – Забыл?
– Заседание, – кротко напомнил князь, рассматривая ногти. – Сегодня. В три часа дня.
– Ох, черт! – граф звучно хлопнул себя ладонью по голове. – Да уж, Олег Захарович, умеете вы увлечь разговором.