Ох и разозлись казаки! Притащили из лагеря лестницы со щитами и двинулись на приступ. Крепость ответила дружным пушечным огнём, но гонимые слепой яростью казаки не обращали на него внимания. Горстка отчаянных храбрецов подобрались к воротам Городецкой башни и безуспешно пытались разломать их тяжёлыми топорами. В двух-трёх местах неприятелю удалось достигнуть самих стен. Более, однако, ничего сделать не удалось, крепость усилила огонь, и враг был вынужден отступить, оставив на подступе десятки недвижных тел. Так мощный морской вал рассыпается брызгами при столкновении с прибрежными скалами и, обессиленный, откатывается назад.
А утром кто-то из придворных доложил королю, что на одной из башен видно пожалованное казакам знамя. Сигизмунд обрадовался, хотя и удивился, что высокие чины не спешат к нему с победной реляцией. Послал каморника Слизня, чтобы выяснить дело, и, истомившись ожиданием, направился к крепости сам. Встреченный на пути Слизень поведал о неудачном ночном приступе.
— А как же моё знамя, или мне солгали про него?
Слизень помялся и сказал, что знамя действительно стоит на башне, но несколько повреждено. О том, что у королевского льва оторвана голова, он пояснить не решился. Истина в конце концов обнаружилась, и королю в который уже раз пришлось дать волю своему негодованию. Назначили расследование. Сотника, увидевшего, как уносят знамя, осудили на смерть, запорожцев было велено отправить под Белую.
— Пусть велижский староста сам распоряжается этим добром, — буркнул король, не желая более видеть бывшего любимца.
Прекрасная итальянка так и не получила мадригала, Гонсевский понял, что нужно начинать всё сначала. Ну а его величеству оставалось только ждать ответа на предложение о переговорах и более основательно готовиться к осаде — всё так, как и предлагал Жолкевский.
Вопреки миротворческим заявлениям Сигизмунда, его вторжение в пределы Русского государства ещё более обострило обстановку. Прежде всего возмутились приверженцы тушинского царика. «Король хочет отнять нашу корысть», — на все лады повторяли они. Напрасно успокаивал их Ян Сапега; разозлённый только что полученным поражением под Калягиным, он жаждал реванша, а войско воевать со Скопиным не хотело. Наконец после четырёхдневных уговоров пришли к согласию и разъединились: Сапега возвратился под Троицу, Зборовский ушёл в Тушино, а Лисовский двинулся в Ростовскую землю, где по своей злобной привычке стал срывать неудачу на беззащитных жителях.
Скопин тем временем, оставаясь под Калягиным, пытался соединиться с Делагарди, чтобы совместными силами идти на Москву. Союзники упрямились, углубляться в российские просторы они не хотели, длинный рубль оказался очень далёким. Формальной причиной их отказа являлась неполная уплата жалования и невыполнение русскими обязательств по передаче Швеции Карелы. Весь сентябрь ушёл у Скопина на сбор денег. 12 тысяч ефимков пришло из Москвы, три тысячи прислал Новгород, помогли северные монастыри: Соловецкий, Печенгский, Спасо-Прилуцкий, Устюжский, Архангельский... Скопин выдал жалования находящимся при нём шведам, 6 тысяч рублей деньгами да на 5 тысяч соболями, и выслал находящемуся в Торжке Делагарди своего ближнего боярина для улаживания дел по передаче Карелы. Делагарди в конце концов согласился и повёл своё войско к Скопину. Под Калязин он прибыл 16 сентября, где получил жалование мехами ещё на 15 тысяч рублей.
Союзники двинулись к Переславлю, очистили его от воровских шаек, затем продолжили движение дальше на юг к Александровской слободе, через которую шло снабжение сапегинского лагеря под Троицей, и захватили её. Сапега сразу ощутил печальные последствия этого шага: его воины стали голодать чуть ли под стать обитателям непокорной лавры. Он вознамерился поправить дело, собрал 4 тысячи человек и повёл их на Александровскую слободу. Вместе с ним шёл приехавший на переговоры о дальнейших действиях гетман Рожинский, впервые оба соперничающие военачальника шли на боевое дело рука об руку. 18 октября состоялась жестокая битва, ляхи проиграли и были вынуждены отступить. Гетманы разругались и разъехались, Рожинский — в Тушино, Сапега — под Троицу. Что дальше?
Скопин, следуя настоятельным просьбам Шуйского, нацеливался на Москву. Делагарди осторожничал. Опасно, говорил он, оставлять у себя в тылу разбойное войско Лисовского, а кроме того, с правого фланга всё время будет угрожать Сапега из своего троицкого лагеря. И снова у всех на устах замелькало имя лавры, несколько затемнённое жаркими событиями последних дней.
На выручку осаждённых Скопин направил 900-тысячный отряд под началом Давида Жеребцова, человека хитрого и своевольного. Эти его качества проявились в полной мере. Приблизившись к лавре, он спрятал своё войско в Сазоновой овраге и выслал к стоявшему здесь пану Тышкевичу переговорщиков. Речь пошла о продаже обоза с зерном. Пан, испытывающий продовольственные затруднения, с радостью согласился, и пока шёл торг, отряд Жеребцова под видом сопровождавших обоз подступил под самые стены. В монастырь он проник без боя.