А теперь предстоит остаться один на один с болезнью. Да, ему будут сочувствовать. Да, его будут поддерживать. Да, его, возможно, будут помнить. Но ждать его никто не будет. Спорт не терпит поражений, он перемалывает неудачников и выбрасывает их на обочину жизни. История знает другие примеры – когда люди, получив травмы, достигали вершин в других жизненных сферах. Но это всего лишь исключения, подтверждающие правило: чудес не бывает, свернуть в правильном направлении с дороги, по которой шагал десять лет, очень тяжело, просто сбиться с пути гораздо легче. А Игорек, потерянный и одинокий, может запутаться в трех соснах и опустить руки. Этого нельзя допустить, и ответственность за это лежит на Маргарите. Именно она должна найти для него такие слова, чтобы быть уверенной в том, что болезнь поджидает сильный и серьезный противник, а не испуганный ребенок, мучимый сомнениями в завтрашнем дне. Конечно, вера и помощь окружающих много значат, но опытный врач прекрасно понимает: самый важный инструмент на пути к выздоровлению – настроение пациента, потому что, какой бы сильной и мощной ни была поддержка, итоговое значение имеет лишь его собственная сила. Вокруг могут стоять толпы родных и близких, но пациент все равно будет одинок на поле сражения с чудовищем под названием «рак», а чтобы его одолеть, надо не дать себе заблудиться и, оступившись, как можно быстрее снова встать на правильный путь. И сейчас именно Маргарите предстояло сначала сбросить мальчишку в канаву, а потом заставить его подняться и если не бежать, то хотя бы ползти, сцепив зубы, только к победному финишу. Груз ответственности был очень тяжелым. Врачу хотелось побыстрее его с себя снять, а вместе с тем – как можно дольше оставлять больного в счастливом неведении. Несовместимые желания. Она уже подходила к королевству счастливчиков, откуда Игорьку предстояло быть изгнанным, когда ее нервно окликнули:
– Маргарита Владимировна! – кричала молоденькая сестричка Наташа с другого конца коридора. – Идите скорее, там Ляля…
Заведующая, недослушав, бросилась к нужной палате. Впрочем, Наташа больше ничего и не сказала. Зачем? Ясно же, что, когда так зовут, ничего хорошего не скажут. Дела действительно были плохи. Лялечка, обычно веселая и живая, лежала мертвенно-бледная, откинувшись в подушки, и дышала так тяжело, будто ее грудь придавило железобетонной плитой.
– Кислород! – распорядилась Маргарита. – И пригласите кого-нибудь из терапии. Живо!
– Маргарита Владимировна, надо бы укол! – робко промяукала Наташа от двери.
– Я сказала: терапевта! – Врач очень старалась не перейти на крик. Сейчас она не просто склонилась над больной, пытаясь привести ее в чувство, но и ощущала на себе взгляды четырех пар испуганных глаз. Сама Лялечка уже на нее не смотрела, хотя Маргарита лично, вырвав у сестры из рук, усиленно качала кислородную подушку. Время шло и работало против Ляли. Маргарита с ненавистью взглянула на стенные часы, с громким стуком отсчитывающие заветные секунды. Уж кто-кто, а первоклассный хирург прекрасно знала, и чем именно надо уколоть, и какой дозой, но она заведовала хирургическим отделением, а Ляля была пациенткой терапии, и назначать препараты по своему усмотрению Маргарита не имела права. Врач начала мысленный отсчет: если через полминуты терапевт не появится, придется нарушить правила. Если потом что-то случится с пациенткой, родные будут иметь право подать в суд и на больницу, и на Маргариту. Хотя лучше сразу на министерство здравоохранения: терапевтические палаты в хирургическом отделении – разве это допустимо? В Москве, наверное, такого не встретишь. Да и по телевизору только и делают, что показывают новые медицинские центры, построенные в крупных городах. А если город крупный, но не очень? А больных все одно – прорва, и мест не хватает? Маргарита отсчитала последнюю секунду. Дальше: оставление в опасности и нарушение клятвы Гиппократа.
– Двадцать грамм…
– Что у нас? – В палату широким шагом вошел Сергей Антонович – пожилой, но очень опытный терапевт, способный с первого взгляда правильно оценить ситуацию. Маргарита сразу почувствовала облегчение: Лялечка окажется в надежных руках.
– Затруднение дыхания, спутанное сознание. Давление зашкаливает, температура повышена, – отрапортовала она.
– Двадцать грамм верапамила, через полчаса фенилэфрин, – выдал терапевт то самое заклинание, что не успела произнести Маргарита.
– Перевести бы, – попросила заведующая хирургией, не особенно надеясь на чудо.
– Сам бы рад, – буркнул Сергей Антонович.
– Ей двадцать восемь только. Ребеночку два года, и муж хороший.
– Это аргумент? – Пожилой врач недоуменно поднял брови.