— Рыжова, ты там жива? Пропала, молчишь уже два дня, ни слуху от тебя, ни духу, телефон отключила, — вместо приветствия принялся встревоженно отчитывать Костя.
— Судя по самочувствию, я где-то на полпути в ад, — разлепив сухие губы, хрипло ответила я, свободной рукой потянувшись за бутылкой «Пино Грижджио», которую, как помнится, оставила вчера на полу возле кровати. Пустая. Вот черт! Я даже не помнила, как допила вино.
— Как всё прошло? — немного убавив бодрости в голосе, поинтересовался Линьков.
— На похоронах, знаешь ли, веселого мало: ни тебе аниматоров, ни диджеев с клоунами, ни стриптизёрш.
— А как прошла встреча с мамой?
— Всё нормально.
Больше говорить ничего не хотелось. Как-то я поделилась с ним в общих чертах, что мы с матерью не общаемся вот уже много лет, но в подробности не посвящала. Во-первых, не хотелось ворошить прошлое, вспоминая то, что вот уже шестнадцать лет тщетно пыталась забыть, а во-вторых, он сам не особо раскрывался, намеренно не обсуждая свою личную жизнь.
— Ну а как там дела… на работе? — спрашивать напрямую про Марата было неудобно, но Костя слишком хорошо меня знал.
— Не волнуйся, твой большой босс жив, здоров и так же хорошо упитан. Передать от тебя привет?
— Спасибо, как-нибудь сама.
Перекинувшись ещё несколькими ничего не значащими фразами, мы с Костей распрощались. Мне было приятно, что он позвонил, хоть кому-то я была не безразлична. Марат не набрал ни разу, пока я находилась в Н. Внутри снова неприятно царапнуло, как и каждый раз, стоило мне только о нём вспомнить. Но самообман — сильная штука, когда любишь, то готов закрывать глаза на многое. Даже на такое очевидное равнодушие.
Мысленно я оправдывала его все эти дни: что он занят, что у него много работы, неотложных дел, деловых встреч. Оправдывала, заталкивая вглубь сознания неоном мигающую действительность — ему наплевать. Я решила об этом не думать, дабы окончательно не вогнать себя в депрессию, а в свете последних открывшихся фактов до нее оставались считанные шаги.
Мучаясь угрызением совести, опустила в пластиковое ведро пустую бутылку.
Нельзя было столько пить! Ведь пока ничего не известно наверняка. Так бездумно и эгоистично с моей стороны, а вдруг я всё-таки беременна?
Проходя мимо окна, взглянула на подоконник: смятые, скуренные до фильтра сигареты неопрятной кучей переполняли пепельницу. Нет, дальше так продолжаться не может. Сегодня же куплю тест и поставлю точку в своем неведении.
Приняв бодрящий душ и выпив на балконе чашку крепкого кофе, надела любимый лёгкий сарафан в мелкий горошек и, выйдя из гостиницы, направилась прямиком на автобусную остановку. Если тут ничего не изменилось за эти годы — а тут ничего не изменилось — то большой магазин стройматериалов находился совсем рядом, на Советской. Нужно купить краску, кисти, грабли, и привести в приличный вид могилки родных, раз уж брату и матери нет до этого никакого дела.
Как я и думала, магазин стоял там же, где и двадцать лет назад, правда претерпел некий «апгрейд»: здание обшили сайдингом, прикрепив на фасад разномастные рекламные щиты. Зайдя в аптеку и купив тест, следом посетила строительный отдел. Закупившись всем нужным и забрав увесистые пакеты с товаром, поняла, что добираться своим ходом с таким грузом не лучшая идея, поэтому, выбравшись на улицу, подошла к припаркованной у тротуара синей "Део-Нексии" с включенной шашечкой «Такси» на крыше. Не без труда открыв заднюю дверь, погрузила пакеты на сиденье, забравшись следом в салон.
— На Юго-западное кладбище, пожалуйста.
— Дверь сильнее захлопните, а то замок заедает, — не оборачиваясь пробасил водитель, заводя тарахтящий мотор.
Внутри будто что-то взорвалось, заставив сердце колотиться с бешеной скоростью.
Этот голос. Даже если бы прошло пятьдесят лет, а не шестнадцать, я все равно бы его узнала. Это его голос!
Короткостриженный тёмный затылок, на шее татуировка: лапа какого-то животного, выглядывающая из-под воротника чёрной футболки. Бросила взгляд на прикреплённое к лобовому стеклу зеркалу — прищуренные карие глаза смотрели вперёд, на дорогу. Его глаза.
Это он. Кирилл Мамонов.
Часть 39
Я бросила взгляд на прикреплённое к лобовому стеклу зеркалу — прищуренные карие глаза смотрели вперёд, на дорогу. Его глаза.
Это он, Кирилл Мамонов.
По телу пробежала мелкая дрожь, горло будто стальным кольцом сдавило.
Кирилл. Моя первая любовь и виновник главной в жизни трагедии. Четыре года я его любила — и потом столько же пыталась забыть. Я не видела его с той злосчастной весны девяносто седьмого года, и вот сейчас он здесь, на расстоянии вытянутой руки. Возникла нелепая мысль попросить остановиться, выйти из машины и, не оборачиваясь, убежать куда глаза глядят, но я вовремя осознала, насколько это было бы глупо.