Несладкая жизнь

С расстояния пяти шагов Василиса могла показаться старшеклассницей – тоненькая, бледная, трогательно сутулая, с узкими плечами, не знавшими краски светло-русыми волосами и инфантильно белесыми ресницами. Тонкая, узкая, плоская. Однако вблизи становились заметными морщинки возле ее ясных серых глаз и скорбно опущенные уголки вечно обветренных губ. У нее была сухая кожа, коллекционирующая досадные отметинки неумолимого времени, словно волшебные талисманы. Ее нельзя было назвать ни красавицей, ни дурнушкой. Странное она производила впечатление: словно девочка-подросток начала увядать, не успев распуститься, расцвести.

У Василисы была странная манера одеваться: гибрид монашеского и богемного стиля. Юбки в пол, закрытые свитера и рубахи, запылившиеся разношенные боты, темные платки, которые она повязывала по-старушечьи, закрывая лоб. И массивные янтарные бусы, и резные костяные браслеты, и цыганские позвякивающие серьги из фальшивых монет. Когда Настя переступила порог десертной кухни, Василиса была там – сидела на подоконнике с томиком Гегеля, грызла яблоко и беспечно болтала ногами – эта инфантильная привычка никак не увязывалась с настороженным выражением ее немного крысиного лица.

– Значит, ты и есть новый повар, – насмешливо сказала она. – И, наверное, надеешься замуж за него выйти?

– За кого? – потрясенно переспросила Настя.

– За Антона, за кого же еще. Все хотят. Но запомни: не светит никому… Ну а меня, как ты уже поняла, зовут Василиса. Я завхоз, но иногда и официанткой выхожу. Кстати, чтобы ты сразу поняла, who is who: я пишу книгу.

– К-какую книгу? – Настя даже попятилась от такого напора. Ее всегда смущало нахальство в сочетании с патологической глупостью. Василиса почему-то производила впечатление дуры, несмотря на зачитанный томик Гегеля.

– «Москва антигламурная», – продекламировала она, торжественно и нараспев. – Это философский разоблачительный трактат.

Не давая ей опомниться, Василиса принялась с ходу выкладывать суть. Впоследствии Настя привыкла к этой ее манере: то набрасываться на собеседника с горячими монологами, то уходить в себя и на невинный вопрос «Как дела?» подозрительно отвечать: «А тебе-то что?»

Василиса ненавидела буржуазию. В глубине души Настя подозревала, что она вообще всех ненавидела. Но, как правило, ее желчная злость изливалась на посетителей кафе – богатых и праздных, легко тратящих деньги на никчемные, с Васиной точки зрения, мелочи вроде элитного белого чая (пятьдесят долларов за литровый чайничек) или дорогого вина (пятьсот долларов бутылка). «Я вот пью „Арбатское“, – возмущалась она. – И уверена, что оно ничуть не хуже всех этих „Вдов Клико“. Это же надувательство, потакать которому могут только тупые слизни!»

К слову, сводить концы с концами ей помогали чаевые, принимаемые от тех, кого она так люто ненавидела.

Настя замечала, что иногда Василиса, воровато оглядевшись по сторонам, наклонялась над тарелками и метко сплевывала в еду – в такие моменты спокойную гладь ее лица искажала девятибалльная волна внезапной ярости.

– Что… Что это ты делаешь? – оторопела Настя, впервые это увидев.

– Свершаю акт мщения, – невозмутимо ответила Василиса. – Об этом тоже будет в моей книге.

– Кому ты мстишь, мне, что ли? – на всякий случай уточнила она. – Ты же в мою еду плюешь, мною приготовленную!

Пузырчатая лужица Васиного плевка попала аккурат в середину ароматного карамельного пудинга. Пудинг было жаль до слез. Настя готовила его все утро, с любовью, самозабвенно.

– При чем здесь ты? – высокомерно передернула тощими плечами Василиса. – Победить гламур можно только тайным анархизмом.

– Тайный анархизм… – потрясенно повторила Настя. – Глупость какая-то.

Впрочем, у Насти не было времени выслушивать эти параноидальные бредни. Ее рабочий день длился двенадцать часов – такую норму она сама себе установила. Ей все казалось, что другие повара смотрят на нее косо – знаем, мол, таких, знаем, каким местом пробивают себе в жизни дорогу. Однако стоило им один раз попробовать ее чизкейк, как все вопросы были сняты. Все пришли к единогласному мнению, что у Насти Прялкиной – редкий талант.

Она подписалась на «Гастрономъ». Она стала постоянной посетительницей «Глобуса Гурмэ» и «Азбуки вкуса» и половину зарплаты спускала на изысканные деликатесы, которые, не жалея, тратила, чтобы учиться новым блюдам. В редкие свободные часы пробовала новые рецепты. Именно с Настиной подачи в меню кафе появились карамелизованная утка и картофельно-сырные шарики под соусом из трюфелей.