Несладкая жизнь

Давид посмотрел на него, прикидывая. Ненадежный. Раздолбай. Эгоцентрист. Завистлив, у него хватает ума это скрывать, но не хватает таланта скрывать правдоподобно. С другой стороны – лучший друг. Они знакомы с восьми лет. Вместе учились в Швейцарии. Вместе попробовали курить, когда им было по одиннадцать. Вместе впервые в жизни купили гашиш, в Лондоне, у темнокожего уличного дилера на Picadilly Circus. Им было по тринадцать, когда они впервые изведали сладость секса. Купили проститутку, одну на двоих.

– Почему ты так странно на меня смотришь? – напрягся Артем. – Хочешь, я выгоню всех гостей? Сварю тебе кофе, и ты спокойно расскажешь, что случилось.

И тогда Давид решился.

– Гостей надо выгонять по-любому. Случилось вот что, – и приоткрыл дверь в ванную.

Артем решительно подался вперед, потом отшатнулся, издав странный звук – нечто среднее между шумным вдохом и утробным воплем. Чуть не сбил Давида с ног. Краски схлынули с его лица, скулы заострились, как у покойника. Даже губы побелели, а в уголках глаз собрались две невольные слезинки.

– Господи… – прошептал он. – Что же это?.. Как же это так?

Давид захлопнул дверь.

– Не знаю. Я ничего не помню. Вообще не помню эту Лизу. Наверное, я был совсем хорош, когда она пришла… Ты так и будешь тут стоять или поможешь мне?

Артем судорожно хватал воздух широко распахнутым ртом, как выброшенная на берег беспомощная пучеглазая рыба.

– Я… Да, конечно… А что надо сделать…

– Выгнать всех к чертовой матери! – закричал Давид.

Вот странно, но животный ужас Артема вдруг придал ему сил. Давид сам отправился в гостиную, не без труда разыскал под грудой чьей-то мятой одежды пульт, выключил музыку. Заорал:

– Внимание! Сейчас сюда приедет Госнаркоконтроль! У вас есть десять минут, чтобы спасти свои никчемные жопы!

Гости засуетились. У него было такое выражение лица, что все сразу ему поверили. Дом ожил. Хаотичное движение хмельных физиономий. Все носились по комнате, собирая свою одежду, сумки, зажигалки. Дебелая стриптизерка надела платье наоборот, в глубочайшем вырезе, предназначенном спине, просверкивали ее соски. Интересно, куда она в таком виде направится, подумал Давид. Кто-то торопливо с ним прощался, кто-то подскакивал, чтобы поцеловать его в щеку, кто-то вежливо спрашивал, не нужна ли помощь, однозначно рассчитывая на отрицательный ответ. Краем глаза он заметил, как его бывшая любовница – телеведущая с сакурой на животе – смахнула в сумку остатки кокаина. Наконец за последним гостем захлопнулась входная дверь, и Артем с Давидом остались одни.

На Артеме по-прежнему не было лица. Бледный как простыня, губы трясутся. Давид засыпал в кофемашину кенийскую арабику.

– Хватит, – строго сказал он. – Сосредоточься. Ты обещал мне помочь. Рассказать, что помнишь.

Артем схватил со стола бутылку минералки, залпом выпил.

– А что рассказывать… Господи, кто же ее так? Неужели ты?

– С ума сошел? Зачем она мне сдалась? Наверняка сама поскользнулась… Она была пьяна?

– Теперь уж разве разберешь?.. Я даже не помню, с кем она пришла. Вообще в первый раз ее вижу. Она была… очень красивая.

– Черт, и зачем я все тебе рассказал? – Давид поставил перед ним большую чашку с ароматным крепким кофе. – Пей вот.

– Ты сразу на нее запал… Принес откуда-то фотоальбомы, показывал ей папину яхту… Вы договорились вместе съездить в Ниццу в апреле и, может быть, покататься на лыжах в январе. Она сказала, что будет на новогодней обложке французского «Vogue», все девки тут же зашептались, что наверняка врет… Вы целовались. Вон там, – он кивнул в сторону двухместного кожаного диванчика. – А потом… Потом ты повел ее в ванную.

– Откуда ты знаешь, что именно в ванную? Где был ты сам?

– Здесь, в гостиной, – нахмурился Артем. – Не знаю точно куда, но в ту сторону – это факт… Больше я ничего не знаю… Что же нам теперь делать? Что делать-то?!

– Заткнись и не паникуй. Я звоню отцу.

* * *

А у Насти новый цвет волос и модная стрижка. Теперь она блондинка с градуированным каре – совсем как Джессика Симпсон, но не такая литая и белозубая.

Очередной свой выходной день она потратила на салон красоты – записалась на восемь утра, просидела до девяти вечера, устала больше, чем на работе. И ведь вроде бы с ее внешностью не сделали ничего особенного – никаких кардинальных изменений. Но в то же время она стала выглядеть совершенно по-другому – появилось в ней какое-то благородство, изюминка, особенная стать. Был бы повод продемонстрировать все это широкой общественности.

И повод нашелся.

– В субботу будут гости, – как бы между прочим сказала Ольга Константиновна. – Ничего особенного, домашняя вечеринка на десять человек. Приготовь что-нибудь… изысканное.