Несладкая жизнь

Вот тогда это и произошло. Он никогда, за все двадцать лет своей жизни, не видел отца в таком состоянии. У него даже глаза побелели и черты лица заострились, как у мертвеца. Сначала Давид даже решил, что это начало сердечного приступа, и даже подался вперед, пытаясь удержать его от падения.

Но наткнулся на резко выброшенный вперед железный кулак. В молодости Даев-старший был мастером спорта по боксу. Он и до сих пор ходил в зал – при всей своей занятости выкраивал три часа в неделю. Воля у него была свинцовая.

Огненной болью взорвалась скула, рот наполнила соленая слизь. Давид судорожно сглотнул и вдруг почувствовал, как пищевод что-то царапнуло. С ужасом понял, что это был его зуб. Придется лететь в Мюнхен, ставить имплантат. Черт, черт…

Опомнившись, отец подал ему руку, и Давид, пошатываясь, поднялся с ковра. Боковым зрением со злорадным удовлетворением отметил, что ковер, обошедшийся отцу в тридцать тысяч долларов, запачкан кровью. В следующий раз подумает, прежде чем руки распускать.

Отец налил ему виски. Давид прополоскал им рот, прежде чем проглотить.

– Мне звонил Мамедов, – тихо сказал отец.

Давид усмехнулся. Теперь понятно, откуда ноги растут. Знойная Дианочка увидела клип и теперь корчится от ревности. Пусть скачает его в свой розовый i-pod. А что, удобно, можно показывать друзьям на невинный вопрос: «Кто твой жених». Да вот он, полюбуйтесь, во всей красе, с гордо торчащим членом.

Дура.

– Ты уже говорил с Дианой?

– Думаешь, есть смысл? – усмехнулся Давид, вытирая кровь с губ.

– Ее отправили в Буэнос-Айрес. На три недели. Мамедов тянет со сделкой. Надеюсь, когда она вернется, ты найдешь слова, чтобы она тебя простила…

* * *

В начале февраля Настя вдрызг разругалась с домработницей Анютой.

Вот как все вышло.

Ветреная Оксана в очередной раз разгребла авгиевы конюшни своего бездонного одежного шкафа. В результате ворох вещей, новых, почти неношенных, иногда даже с неотрезанными бирками, мятой разноцветной кучей был свален в непрозрачный мусорный мешок и небрежно вручен Насте – на, мол, пользуйся и не забудь поблагодарить, желательно трижды и с почтительной улыбкой. Она часто так делала. И обычно Настя благодарила, а потом не глядя передавала вещи Анюте. Страсть домработницы к одежному многообразию казалась Насте трогательной. Кроме того, удивительной была метаморфоза, происходившая с Оксаниным гардеробом в Анютиных короткопалых натруженных руках. Все эти строгие костюмы, платья до середины колена, коктейльные туники – на Оксане это смотрелось благородно, на Нюте – вульгарно.

Анино сливочное тело мягкими складками выпирало из Оксаниных вещей. Пояса врезались в рыхловатую мякоть ее живота, надолго оставляя бордовые полосы. Пуговицы не застегивались. В растянутых швах просверкивали нитки. Однажды блуза, нежнейшая кремовая блуза со старомодной камеей у ворота, треснула на Аниной мощной спине, и домработница с индифферентным хохотком выбросила ее в кухонную корзинку для пищевых отходов. Ей было наплевать, ведь каждый месяц к ее ногам, как к жертвенному алтарю, падал очередной пакет с надоевшими хозяйке тряпками. По четным месяцам Оксана отдавала сакраментальный мешок Анюте, по нечетным – Насте. Она и не знала, не обращала внимания, что в обновках щеголяет только домработница, а повариха по-прежнему носит облысевшие на коленках вельветовые джинсы да дешевые турецкие спортивные костюмы.

И вот однажды Настя решилась: затащила свежеподаренный пакет в свою комнату и, развязав пластиковую тесемку, заглянула внутрь.

Если она хочет двигаться вперед, значит, надо стать похожей на этих девушек. Она должна выбросить свои провинциальные платья и носить то, что носят они. Она должна исключить из тока своей по-северному плавной речи слова-паразиты и говорить так, как говорят они. Она должна смеяться так, как смеются они, – немного лениво, нагло, а не прыскать застенчиво в ладошку. Иногда, перед сном, Настя останавливалась перед зеркалом и репетировала этот самоуверенный, сочный смех – белозубый, вибрирующий. Она должна читать журналы и книги, которые читают (но по большей части – просто просматривают) они.

Но начинать проще всего с одежды. Если она научится смеху, светским повадкам, хорошим манерам, если она приведет свой словарный запас к знаменателю московской интеллигенции, добавив пару десятков модных словечек и выучит названия всех пафосных ресторанов, но при всем этом останется замарашкой в кофте с катышками, у нее ничего не получится.

Развязав пакет, Настя вывалила его содержимое на аккуратно застеленную кровать.

Повезло. Было межсезонье, и в пакете находилась почти вся Оксанина зимняя одежда и часть прошлогодней летней. Забавно: вроде бы она предпочитала классический стиль, но тем не менее старых коллекций и вторых линий принципиально не признавала.