Неслабое звено

Нет, некоторые результаты накапали даже сегодня. По крайней мере, у Гурова не осталось никаких сомнений – икону Богоматери, а скорее всего, и те четыре Боровиковского украл Сукалев. Он же убил Каленова, хотя Лев был уверен, что слово «убил» тут не подходит. Не было умысла, это Гуров чувствовал однозначно. С места преступления Сукалев удирал в расстроенных чувствах, в ужасе от содеянного. Хладнокровный убийца озаботился хотя бы запереть входную дверь, не оставлял бы ее нараспашку! Такие «шибко глубокомысленные» – Лев горько усмехнулся, даже замычал от бессилия – выводы последовали после трехчасового допроса Музы Григорьевны, муторного, тягомотного донельзя. Она явилась-таки по повестке, хоть опоздала на полтора часа, а то Лев всерьез подумывал – не придется ли посылать за церковной овечкой двух дюжих сержантов. В сопровождении машины «Скорой помощи», а то ведь жалко сослуживцев. Нет, обошлось.

На «своем поле», в родном, любимом служебном кабинете Гуров чувствовал себя немного поувереннее, чем в провонявшей вареной рыбой берлоге Сукалевой, но толку-то? Да, она подтвердила, что заказывала три комплекта ключей. Один – батюшке, один у нее хранится, а третий – у сторожа, они в трапезной висят.

Точно, висели там эти ключи. Гуров их своими глазами видел. Только они ведь на виду, в трапезной все время народ, причем, заметим, посторонних туда не очень-то пускают. А вот сама она где комплектик хранила? Мог ли кто-то ключи на время позаимствовать, ненадолго, на час-два? Ах, в комоде, в ящичке… Ах, никто не мог… Словом, ясно все.

Когда же она проговорилась, что «ирод» разок поинтересовался, что это за ключики такие у нее появились, а она, конечно, непутевого отшила, не твое, мол, дело, – тут уж младенцу ясельного возраста этот фрагмент картинки становился понятен до боли в печенках.

Гуров еще в начале расследования обратил внимание на то, что под левым приделом церкви, почти под клиросом, имелся глубокий подвал. Там стояла установка АГВ, простейшая, на солярке – так, на случай отключения центрального отопления. Что-то вроде мини-котельной, дворницкой, бендешки и прочее. Когда же он узнал от Сукалевой, что Илья Вадимович, блудный ее сыночек, а посовместительству «ирод», в прошлом и позапрошлом году подрабатывал по мамашиной протекции дворником-истопником при церкви, стало совершенно ясно, где он отсиживался, дожидаясь, пока клирики разойдутся, в ту проклятую ночь с четверга на пятницу. В ночь кражи и убийства.

Когда Лев вежливо поинтересовался у Музы Григорьевны, не был ли знаком ее покойный сыночек с покойным же церковным сторожем, разразилась настолько мощная истерика с хриплыми угрозами относительно выцарапывания глазенок у поганого мента – откуда слова-то знает такие, овечка церковная! – что он сразу понял: знали Сукалев с Каленовым друг друга.

Ну и что? Да, все это прекрасно работало на гуровскую версию, но ни на миллиметр не приближало его к решению главных заморочек: где икона? Кто стоит за расчетливо подаваемой им с генералом «дезой»? При чем тут Набоков? Кто и почему убил Константина? На поверхности взбаламученного омута плавала разжмульканная в кашу тина с дохлыми окуньками в придачу, а щуки… Щуки посмеивались над ним из загадочной глубины. А может, и не щуки – акулы. «Заметим, – подумал Лев, – когда ловят щуку, никто не бросает в заводь камни. С этими вопросами можно очень запросто наломать дров. Поэтому работать придется нежно, аккуратно, без внешних эффектов».

…Мелодичная трель дверного звонка буквально вырвала Гурова из состояния медитации. Вот интересно: не приди бы Крячко, долго ли бы он еще рассматривал наколотый на вилку остывающий пельмень?

– Нет, Лев. – «Друг и соратник», от которого явственно несло алкоголем такого пошиба, что и тренированный бичара сдохнет, протестующе поднял здоровую руку. – Нет уж! Обидеть подчиненного – дело нехитрое, но у меня принципы есть. Которыми поступиться не могу: накорми, напои, спать уложи и прочее, а уж потом… «Напои» отменяется. Я после этого агентурного погружения в общество трезвости вступлю, если выживу. Вон у тебя пельмешки аппетитные какие, а Станислав Васильевич, бедняга, уж почитай двое суток не ест, а закусывает. Изредка. Малокалорийно. Ого, даже кетчуп есть! Люблю кетчуп, с ним хоть тарелку опилок слопать готов. Кстати, пока я насыщаюсь – излей грусть-тоску, я привычный. Я ж по твоему заданию в автономное плавание ушел. По морю разливанному разведенного гидролизного спирта. С Петром на связь не выходил, согласно нашей, – Крячко хитро прищурился, – договорености, следовательно ни хренушеньки не знаю. Ладно, вижу, что поганенько. Давай, колись сухим березовым поленом. А потом я свою песенку спою, глядишь – грусти поубавится.

Гуров невольно улыбнулся – Стас, как всегда, действовал на него вроде хорошего контрастного душа. И то правда – мотание сопель на кулак никому еще не помогало, а две головы лучше, чем одна. Синергетика, знаете ли…