Война продолжалась; армии снова двинулись в поход, и мы опять сели в паланкины; паланкины продвигались очень медленно; незаметно главная часть войска перегнала нас, и мы оказались в арьергарде, которым командовал Зермунзаид. Этот славный малый, которого великие опасности никогда не могли совратить с пути славы, не смог противостоять наслаждению. Он поручил своему подчиненному надзор за движениями преследовавшего нас неприятеля и направился к нашему паланкину, но не успел он войти, как мы услыхали заглушенные звуки оружия и крики. Зермунзаид, прервав свою работу, хочет выйти; но вот он простерт на земле, и мы оказываемся во власти победителя.
Итак, я начало с того, что поглотило славу и карьеру офицера, который, благодаря своей храбрости и заслугам, мог рассчитывать на высшие военные посты, если бы не знал жены своего генерала. Более трех тысяч человек погибло в этой переделке. Столько же добрых подданных мы похитили у государства.
Представьте себе изумление Мангогула при этих словах. Он слышал надгробную речь над телом Зермунзаида, и не узнавал полковника в чертах этого портрета. Его отец Эргебзед сожалел об этом офицере. Полученные донесения воздавали последнюю хвалу прекрасному отступлению Зермунзаида, приписывая его поражение и гибель численному превосходству врагов, которых, как там говорилось, было шестеро против одного. Все Конго скорбело о человеке, так хорошо исполнившем свой долг. Его жена получила пенсию, его старшему сыну поручили командовать полком, а младшему обещали бенефицию.
«Какой ужас! – воскликнул про себя Мангогул. – Супруг обесчещен, государство предано, подданные принесены в жертву; эти преступления никому неизвестны и даже вознаграждены как добродетели, – и все это из-за одного сокровища!»
Сокровище Фелисы, остановившееся, чтобы перевести дыхание, продолжало:
– И вот я оказалось брошенным на произвол неприятеля. Полк драгун готов был ринуться на нас. Фелиса, казалось, была в отчаянии, но на деле только того и желала. Однако прелесть добычи посеяла раздор между мародерами. Засверкали кривые сабли, и тридцать-сорок человек были убиты в мгновение ока. Слух об этих беспорядках дошел до бригадного генерала. Он прибежал, успокоил головорезов и поместил нас под охраной в палатке. Не успели мы опомниться, как он явился просить награду за услуги. «Горе побежденным!» – воскликнула Фелиса, бросаясь навзничь на кровать. И всю ночь она бурно переживала свое несчастье.
На другой день мы очутились на берегу Нигера. Нас поджидал каик[19], и мы с моей хозяйкой отправились на прием к императору Бенена.
Во время этого путешествия, длившегося сутки, капитан судна предложил Фелисе свои услуги, они были приняты, и я познало на опыте, что морская служба бесконечно проворнее сухопутной. Мы предстали перед императором Бенена; он был молод, пылок, сластолюбив. Фелиса одержала над ним победу, но скоро победы мужа испугали ее. Самбуко потребовал мира и должен был отдать три провинции и выкуп за меня.
Иные времена, иные заботы. Не знаю, как Самбуко стали известны причины несчастия предыдущей кампании, но во время новой он поместил меня на границе под опекой своего друга, главы браминов. Святой муж и не думал защищаться. Он пал жертвой коварства Фелисы. Меньше чем в полгода я поглотило его колоссальные доходы, три пруда и два высокоствольных леса.
– Милосердный боже! – воскликнул Мангогул. – Три пруда и два леса. Что за аппетит у этого сокровища!
– Это пустяки, – продолжало сокровище. – Мир был заключен, и Фелиса отправилась в Мономотапу, куда ее муж был назначен послом. Она играла в карты и свободно проигрывала сто тысяч цехинов в день, которые я возвращало в один час. Мне попался на зубок один министр, у которого дела его владыки не занимали целиком всего времени; в три-четыре месяца я проглотило его прекрасное именье, дворец, полный мебели, экипаж с маленькими пегими лошадками. Четырехминутную благосклонность нам оплачивали праздниками, презентами, драгоценными камнями, а слепой или политичный Самбуко ничуть не мешал нам.
Я не стану упоминать, – прибавило сокровище, – о герцогствах, графствах, титулах и гербах, блеск которых был омрачен мной. Обратитесь к моему секретарю, и он вам расскажет, что с ними сталось. Я сильно обкарнало вотчину Биафары и владею целой провинцией Белеганцы. На склоне своих лет Эргебзед предложил мне…
При этих словах Мангогул повернул алмаз и заставил замолчать эту бездонную пучину. Он чтил память отца и не хотел слушать ничего такого, что могло омрачить в его сознании блеск великих достоинств, которые он признавал за ним.
Вернувшись в свой сераль, он рассказал фаворитке об истеричках и об испытании, произведенном над Фелисой.
– Вы считаете эту женщину своей подругой, – сказал он, – а между тем не знаете ее интимной жизни так, как я.