Несколько зеленых листьев

Магдален Рейвен было далеко за шестьдесят. Небольшого роста, она была склонна к полноте, хотя Мартину и удалось отучить ее от употребления сахара с чаем и кофе, и теперь у нее в сумке в маленькой красивой коробочке, подаренной ей одним из внуков, всегда были с собой таблетки сахарина. Мартин запретил ей также сливочное масло, и теперь возле нее во время еды всегда стояла пластмассовая мисочка с каким-то сложным раствором, заменяющим масло. Эвис было дано распоряжение кормить мать свежими фруктами, а не пудингами, и отказывать в печенье во время второго завтрака. Таким образом, Мартин выполнял свои обязанности терапевта и рекомендовал теще именно то, что он рекомендовал своим пожилым пациентам. Но порой ему приходила в голову мысль: а действительно ли ему хочется, чтобы его теща прожила как можно дольше? Она была вдовой, а Эвис — ее единственной дочерью, и сейчас, когда она перебралась жить к ним, дом стал явно мал для троих взрослых и троих детей. В данный момент думать о покупке большого дома не приходилось. Но если за матерью Эвис не присматривать и не ухаживать, если позволить ей есть белый хлеб, сахар, масло, пирожки и пудинги, которые ей были так по вкусу и которых ей так не хватало, тогда, если говорить откровенно, а не деликатничать, ей суждено умереть в одночасье, и у Шрабсоулов появились бы деньги купить новый дом. Эта мысль, в тот же миг подавленная, не раз посещала Мартина во время ночных бдений. И разумеется, после того как это случалось, он становился еще более внимательным к здоровью своей тещи. Сейчас он был несколько обеспокоен сообщением в одной из воскресных газет, что отдельные виды искусственных заменителей сахара (в США, конечно) вызывают у мышей, как доказано, рак. «Не могли бы вы пить чай или кофе совсем без сахара?» — по долгу врача спросил он, но Магдален ответила, что нет, не может. И ответила довольно решительно. Даже во время войны она не пила чай без сахара, что, кстати сказать, делали многие.

Наблюдая за ней, пока она, надев — наконец-то! — новые очки, смотрела телевизор, Мартин с удовольствием отметил, что волосы у нее аккуратно уложены, а сухие руки с короткими, покрытыми лаком ногтями заняты вязанием чего-то для одного из внуков.

— Привыкаете, мама, понемногу к этим бифокальным стеклам? — спросил он, будучи по природе человеком добрым. — По-моему, вам будет куда удобнее не снимать очков всякий раз, когда нужно взглянуть на рисунок для вязания.

Конечно, гораздо удобнее — все, что ни предлагал ей ее зять, было только на пользу, не сомневалась Магдален Рейвен. А самое лучшее было то, что Мартин ничуть не возражал, когда по истечении срока договора на аренду ее собственной квартиры она переехала жить к ним, «разделила с ними кров и стол», как выражались люди. Ей повезло, что у нее такой добрый зять, хоть он и не разрешает ей есть все, что хочется, — тут двух мнений быть не может. И если некоторые считают, что дочь превратила ее в бесплатную няню, что ж, она любит своих внуков, не так ли? Что еще может желать женщина, как не оказывать помощь в воспитании внуков, ее плоти и крови? Скольким вдовам так повезло? А сегодня вечером ей даже не придется оставаться с детьми, потому что она приглашена в гости, «на выпивку», посмеялась Эвис. Кристабел Геллибранд, жена старого доктора, решила познакомить Магдален Рейвен кое с кем в поселке и пригласила ее без Эвис и Мартина.

— Она, наверное, пригласила и эту женщину-социолога — Эмму Ховик, — помнишь, мы видели ее в саду и ты спросила, кто это.

— А что она делала в саду? Я не помню.

— Ничего не делала, — несколько раздраженно ответила Эвис. — Стояла или что-то подбирала — какое это имеет значение? Она тоже недавно появилась в поселке, поэтому тебе будет приятно с ней познакомиться.

— И с другими тоже, — добавил Мартин, заметив на лице тещи тень сомнения. — С ректором и его сестрой, вероятно, и еще с несколькими дамами, интересующимися местной историей. Помните, мы решили, что вам может быть занятно присоединиться к ним? — с надеждой в голосе спросил он, потому что они с Эвис рассчитывали, что Магдален можно занять перепиской приходских документов или чем-то подобным, что, думалось, заставит ее мозг больше трудиться, ровнее пульсировать, чем в те минуты, когда она занята своим нескончаемым вязанием или телевизором. Мартин считал очень важным культивировать какой-нибудь интеллектуальный интерес, о чем непрестанно напоминал своим преклонных лет пациентам.

— Что ж, хорошо, — отозвалась Магдален, рассматривая свои ногти. — Как ты считаешь, может, мне покрыть их лаком заново? — растопырив пальцы, спросила она.

— По-моему, все в порядке, — совершенно искренно ответил Мартин. — Лак нигде не слез.

— Мамочка, у тебя уже нет времени заниматься маникюром, — заметила Эвис. — Мартин, ты отвезешь мамочку на машине, да?