Несколько мертвецов и молоко для Роберта

— Зачем? — испуганно спросил монстр.

— Просто… хочу взглянуть на него получше.

— Да ты и не разглядишь его в такой темени, Боб.

— У меня спички есть, — соврал я.

Монстр протянул мне топор. Он был чертовски тяжелый, топор этот, пес знает, как Гном таскал его за пазухой, такую тяжесть. Разглядеть топор хорошо я, конечно, не мог, но, потрогав лезвие, понял, что он очень острый. Бритва, а не топор. Держал я его двумя руками, цепко, как та кривоногая старуха, которая держала свою хоккейную клюшку «Коно» и которую Коля обозвал Павлом Буре. И вдруг я почувствовал какое-то возбуждение. Не сексуальное, нет. Другое. Пакость захотелось какую-нибудь совершить. Подлость. Что-то ужасное, словом.

Да, точно, наверное, я сошел с ума. Окончательно спятил.

9

— Слышь, Гном, — сказал я монстру, — ты, наверное, смог бы и ребенка убить. Да? Малыша?

— Кого угодно, — ответил монстр, превращаясь обратно в Гнома и снова присасываясь к бутылке.

Наверное, этот псих решил, что его ответ приведет меня в восхищение. Вот, дескать, могу подумать я, какой это крутой парень.

В этот-то момент я его и ударил. Правда, мне пришлось встать. Двинул обухом топора в грудь. Бутылка у него из рук выпала, было слышно, как пиво льется на деревянный пол веранды, и еще было слышно, как очки брякнулись на пол, слетев у него с гривы.

Гном молча повалился вперед, а я ударил его еще раз, по спине, и он растянулся на полу. Первый раз я специально ударил его в солнечное сплетение. Чтобы дыхание у него перехватило. Чтобы и пикнуть, значит, не мог.

Потом я широко расставил ноги, размахнулся и всадил топор в правую руку Гнома, выше локтя. Думал, отпахну ее одним ударом, словно мясник-профессионал, но пришлось ударить раз семь (иногда я промахивался, и лезвие глубоко вонзалось в деревянный пол — плаху), прежде чем рука отделилась от туловища. Потом я отрубил вторую руку. Гном что-то мычал, валялся он по-прежнему на животе и, наверное, не соображал, что с ним происходит. Разделавшись с руками, я принялся за ноги. Отрубил обе на хрен. Все коленные чашечки раздробил этому придурку. Мне совсем не было его жаль. Ярость была. И злость. На Гнома, на Колю с его дурацкими приколами, на голубоглазого бизнесмена и даже на свою любимую, на весь белый свет. Всех подлецов в нашем городе хотелось убить, разрубить на части и скормить бездомным собакам.

Отрубив Гному все его гнусные конечности, я перепрыгнул через забор и потрусил в сторону дома. Прибежал сторож и принялся орать, как потерпевший: «Убили! Человека убили, что ли?!» Наверное, сам до конца не был уверен, убили или нет.

Я только ухмыльнулся.

Человека… Мразь последнюю, а не человека. Да и жив был еще Гном, голову-то я ему на месте оставил. Было слышно, как он громко стонет на весь садик, обрубок этот, и, если он был в сознании, скорее всего, у него волосы шевелились от ужаса. Еще бы. Пять минут назад спокойно сосал «Баварию» прямо из бутылки, а теперь валяется на веранде без рук, без ног, весь в крови. Любой на его месте запаниковал бы.

10

Топор я не выбросил. Добежал до своего дома, выбирая дорогу, где не было тусклых фонарей, освещавших грязный асфальт (алкашка с заклеенным влагалищем куда-то исчезла), а потом понял, что накаркал, ну, когда сказал Гному, что меня пасут. Возле моего подъезда действительно стоял УАЗик защитного цвета, но не милицейский, и номерные знаки были необычные, как на всех военных машинах — черные таблички с маленькими белыми буквами. Я понял, что это по мою душу.

Я спрятался за мусорными контейнерами, где, к счастью, не валялся переодетый в бомжа фээсбэшник.

И вообще там никто не валялся — мусор один и вонь невозможная. Параши было полным-полно и на земле, рядом с контейнерами. Когда контейнеры переполнены, а машина долго не вывозит все эти отходы, люди бросают мусор прямо на землю и на дорогу. Свинство, конечно, но всем на это плевать.

Окна квартиры на первом этаже слева, как обычно, были черные, безжизненные. Лестничные пролеты на втором и третьем этажах мрачно освещались лампочками двадцатипятиваттками, которые еще не успели украсть. В подъездах сроду лампочки крадут — вечером, когда темно, шею свернуть можно. Не знаю, почему эти две еще не украли. Наверное, кто-то из жильцов специально вымазал их собственным калом, так многие делают, чтобы, значит, не выкручивали, и теперь эти зловонные лампочки никаким ворам даром не нужны.