– Верно, – согласился Фёдор Елесин. – Богатый, да милостивый – оба царства царствует.
– Верно, – согласилась толпа.
– А вот Власов всё баил, – начал опять Керов: – мне бы одно царство поцарствовать, а в другом мной хоть тын подопри.
Власов – мужик соседней деревни, умерший от запоя.
– Одно уж он царствовал, – вставил Фёдор Керов. – Как другое-то придётся?
– Правда, что его вырыли и в озеро перетащили? – спросил я.
– Правда. Засуха стала, ну, и вырыли. Как опустили в озеро, так и дождь пошёл.
– Экие глупости! – заметил я. – Озеро только изгадили, какая рыба была.
– Рыба ещё лучше станет, жи-и-рная, – заметил Керов.
– Ты, что ль, есть её станешь? – спросил я.
– А хай ей, – отплюнулся Керов.
– Толкуете о Боге, – заметил я, – а делаете дела такие, которые делались тогда, когда истинного Бога не знали, жили как чуваши, на чурбан молились. Тогда и таскали опойцев в пруд, а вы и до сих пор отстать от этой глупости не можете. Грех это, тяжкий грех!
– По-нашему, быдто нет греха.
– По-нашему! – передразнил я, – а ты батюшку спроси.
Перепись кончилась.
– Ну, спасибо, старики, – сказал я, вставая. – Видит Бог, не пожалеете, что согласились на мою волю. Станете, по крайней мере, в одну сторону думать.
– Знамо, в одну. Теперь уж некуда деваться.
– Начинайте с Богом новую жизнь. С Божьей помощью, с весёлым сердцем, принимайтесь за работу. А чтобы веселее было, вот что я вам скажу кстати. Строения ваши ни на что не похожи. Кто желает новые избы или починиться, для тех я назначу в Поляном продажу леса. Против других деревень уступаю вам третью часть, а деньги зимой работой.
Мужики низко поклонились.
– Ну, дай же и тебе Господь всего за то, что ты нас, бедных, не оставляешь. И тебе мы послужим.
– Спасибо вам, идите с Богом.
Мужики нерешительно зашевелились. Я догадался, в чём дело, но промолчал. Андрей Михеев не вытерпел.
– На водочку бы, – заискивающим голосом проговорил он.
Грешный человек, не могу отказать русскому мужику в этой просьбе. Выдал на ведро.
И, Боже, как весело зашумела толпа, сколько пожеланий и благословений посыпалось на меня! Вышла жена, и её осыпали пожеланиями.
– Дети, настоящие дети, – говорил я жене, направляясь с нею в сад.
А на селе весь день не умолкал весёлый говор. Наверное, к моему ведру прибавили несколько своих. Давно наступила ночь, а пьяная песня всё ещё не смолкала в селе. Когда мы собрались уже спать, у самой речки, на селе, какой-то пьяный голос, кажется, Андрея Михеева прокричал:
– Нашему новому барину многие лета!
И другой пьяным басом:
– А ты будет.
Засыпал я с лёгким сердцем. Когда имеется в жизни определённая цель и всё складывается на пути к её достижению благоприятно, чувствуешь себя легко и вольно. Такие минуты переживаются редко, но чтоб их пережить, не жаль годов труда и невзгод.
Засыпая, я переживал такую минуту. Мой дух, как орёл, поднялся на недосягаемую высоту и оттуда обозревал будущее. Мне не жаль было, что я променял своё прежнее поприще на несравненно более скромное. Пусть там ждала меня, может быть, более или менее широкая деятельность в будущем, свидетелями её были бы тысячи людей, служение моё приносило бы пользу миллионам. Зато неизмеримое преимущество моё в этой новой моей деятельности состояло в том, что для служения миллионам есть много других, кроме меня, а для служения этим четырём стам человекам нет, кроме меня, никого.
Ушёл я с прежней своей арены – и на смену мне явились десятки, может быть, более талантливых людей, тогда как здесь уйди я – и некому заменить меня. И если после долгой жизни я достигну заветной цели – увижу счастье близких мне людей – моей семьи и трёх, четырёх сотен этих заброшенных, никому ненужных несчастных, то я достигну того, больше чего я не могу и не хочу желать.
Да простит мне читатель, если я признаюсь ему, что в ту ночь я долго не мог заснуть, и подушка моя местами была мокрая от слёз счастья и высшей радости, какая только есть на земле.
Отрывочные заметки и наблюдения над крестьянами
В своих беседах и общениях с крестьянами я невольно знакомился с их внутренним миром. При этом знакомстве меня поражали, с одной стороны, сила, выносливость, терпение, непоколебимость, доходящие до величия, ясно дающие понять, отчего русская земля «стала есть». С другой стороны – косность, рутина, глупое, враждебное отношение ко всякому новаторству, ясно дающие понять, отчего русский мужик так плохо живёт.