Несколько коротких историй

Восемь лет этот вурдалак над Верой властвовал, и все же вымолила она – вечером под Вербное воскресенье вызволил ее Всевышний из вериг! Возблагодарила Всемилостивого вольноотпущенная вдова и возрадовалась, восторжествовала! Но впустую вихрем вились вокруг воздыхатели, вперегонки восхваляя ее вкус и воспевая васильковые взоры – не выплакала их! – воля Веры возобладала над впечатлительностью. Не вовлеклась она в водоворот и никого не выбирала. Не то, чтоб возомнив о себе, важничала или вредничала, но всерьез их вовсе не воспринимала. Не верила их восторгам и вкрадчивости, а временами и возмущалась. "Высматривают да выжидают… С виду, все вельможи великатные, а вглядишься вглубь – всюду варварство. Всех восвояси выпровожу!" И выпроваживала. Хотя и во власянице себя не видела, вот еще! Она выстрадала себе возможность вкусить воли и власти.

* * *

Да, это все весна виновата – всегда взбудоражит, взбаламутит… Выпить бы валерьянки, да выбрать вышивку для воротничка и вставки. А вечером в полглаза на водевиль все же взглянуть? Вроде бы, веселый – Взнуздаев им взахлеб восторгался, впрочем, он вечно воодушевляет да выстилается. Но не вымучивать же вокальный вечер ради возможности выступить во всем великолепии?

На веранду впорхнула ее воспитанница Варя: "Вера Васильевна! Там Взнуздаев и еще военный. Выйдете к ним?" – "Военный? Ах, да – во вторник. Я и не вспомнила… Вели Власу вина выбрать – но без вычур! Ветчины, вафель, витушек ванильных, выпечку всякую… И взгляни, как волосы – не выбились?" Вера Васильевна встала, вспенила валансьенские воланы и выплыла к визитерам.

Вошедший военный – как все военные, с выправкой, хотя и врач. Высокий, уже в возрасте, не выдающейся внешности, возвращается в Вильно. Вежлив и внимателен, но без волокитства, высказывается вдумчиво, взвешенно, что Вере Васильевне, встречавшейся и с вызывающими вольностями, внушило весьма выгодное о нем впечатление. А Взнуздаев взыграл вдруг и в витиеватых, и весьма вольных выражениях взялся веселить их вторично виденным вчера водевилем. Вера Васильевна вполоборота взглянула властно-вопросительно – как впечатала, и он весь втянулся внутрь.

– Наш Вольдемар – вопиющий ветреник и волокита. При нем я и Варе выходить не велю.

– Я ведь без всякого вреда! – ввернул возражение Взнуздаев.

– Когда втолкуешь веско! Но весельчак, выдумщик и вдвойне – наш великопостный выручалочка. А в Вас, Василий Варламович – в Вашем взгляде, во всех выражениях – я вижу великодушие и веру в высокое. Верно ли мне видится?

Венгерское ли вызвало это внезапное волнение? Или воспоминания не ко времени возвращались? И вроде, они век с этим военным, вот так, вдвоем вечерили… Что влекло к нему? И как внове это Вере Васильевне! А Взнуздаева она вовсе не видела. Впрочем, он уже не вихлялся и не встревал, втихомолку возле ветчины вырисовывая вилкой вензеля.

– Возможно, временами… Но вряд ли, Вера Васильевна, я вполне выдерживаю ту высоту, и все, столь великодушно высказанное Вами. Вообще, военные и верность – если не враги, то… Хотя видел я военного, и его верность. Верность всерьез, воистину вечную! Его возлюбленную выдали за вдовца – из ваших, воронежских. Он всегда вспоминал о ней с восхищением – вроде, воспарял! Вправду ли она так возвышенна, или он по великой влюбленности это вообразил? И во встречу их втайне верил. Вином воспоминания не выгонял и в вакханалии всякие не ввергался. "Она же – Вера! И я верен ей вовеки!"

А я его вздумал вразумлять: "Ты вроде и не взрослеешь, все витаешь…" Он мне вверился, а я врагом ему… Вечная моя вина! И ведь, как в воду – "вовеки"! Он в висок выстрелил. Вечером под Вознесение, как вызов… Я и сам не вполне верующий, врачи и военные – вольнодумцы, видя войну, но все же… Внезапно он или выбирал время? Меня от вечерни вызвали. Уже не как врача, даже выстрел у него – верный. И всякое я на веку видел, а все Виктора вспоминаю. Вихорчик его и веснушки… Ох, виноват, Вера Васильевна – взволновал я Вас!

– Это все венгерское виновато, в виски вступило. Я на воздух выйду, вздохну. А Вы с Вольдемаром пока… – Вера Васильевна, взяв веер, вышла на веранду.

– Ах, венгерское, венгерское… – Взнуздаев вскользь взглянул ей вслед, и вопросительно на врача, – Из воронежских, выходит, ваш вдовец-то?

Гомеопатическая история

Временная пломба с мышьяком была такая вкусная, кисленькая. А в детстве я очень любила кислое и вылизала ее, сколько язык смог достать. И мышьяк взял свое у семилетней дурочки. Не как у несчастной мадам Бовари, но в унитаз нашей коммунальной квартиры я отдала много… Денек тогда выдался нескучный. А теперь мышьяк, в виде гомеопатического лекарства "Арсеникум альбум" – мой надежный спаситель сразу от нескольких неполадок в организме. Так работает принцип, открытый Самюэлем Ганеманом, основоположником гомеопатии – "лечить подобное подобным".