Все, кроме одной — телки Рахель, которая за одну ночь побывала там и вернулась невредимой. Благодаря той телке я появился на свет, однако об этом позже.
На плече у Сойхера всегда висела замызганная свернутая веревка, а в руке он сжимал увесистый бастон — толстую трость с железным наконечником. Глоберман опирался на нее, расхаживая по дворам, использовал вместо указки и как оружие против гадюк и собак. Последние гонялись за ним по улицам и полям, шалея от запахов крови и смертного коровьего пота, исходивших от его одежды и впитавшихся в саму кожу. Коровы тоже чувствовали этот аромат — запах их собственной смерти, дыхание ада. Когда в одном из деревенских дворов вдруг появлялся Глоберман со своими записной книжкой и веревкой, из хлева непременно доносилось тихое предостерегающее похрапывание, коровы жались друг к дружке и напряженно вздрагивали, в бессильной угрозе выставляя вперед рога.
Как и все торговцы мясом, Глоберман мог безошибочно определить вес коровы с одного беглого взгляда, однако всегда благоразумно предлагал крестьянину сделать это самому.
— Во-первых, Зейде, — посвящал он меня в секреты торгового ремесла, — так он подумает, что его не обманывают, а во-вторых, хозяин коровы всегда склонен занизить ее вес. Продажа скотины, мой мальчик, это целое театральное представление, в котором крестьянин хочет играть роль праведника, а сойхер не прочь побыть и злодеем. Даже если хозяину кажется, что скотина тянет на все пятьсот восемьдесят кило, он всегда скажет: пятьсот шестьдесят, максимум пятьсот семьдесят, и точка! Если он и в убытке остается, и удовольствие oт этого имеет, то кто мы такие, Зейде, чтобы мешать ему?
До своего последнего дня Глоберман не потерял надежды приобщить меня к делам.
— А-сойд,[67] Зейде! — склонялся он ко мне. — Только тебе я открою его, так как ты — мой сын. Каждый сойхер знает, что перед покупкой важно проверить корову, но только мы, Глоберманы, знаем, что гораздо важнее проверить ее хозяина, и точка! Всегда обращай внимание, как он относится к корове, а главное — как та относится к нему. В любви и торговле есть много общего, но они исключают друг друга. Когда крестьянин продает мне а-бик[68] — это всего лишь мясо, без души, в нем важны только вес и здоровье. Зато а-ку,[69] Зейде, это уже совсем другая история. Продать корову — это все равно, что от мамы избавиться. Ой-ой-ой, Зейде, как ему неловко перед ней, ты бы видел эти взгляды: «О, майн, кинд, что же ты со мной делаешь!»
— Зачем же ты продаешь такую красавицу? — ядовито осведомлялся Глоберман у хозяина, не затем, чтобы услышать ответ, а лишь вслушиваясь в оттенки, звучавшие в голосе того, и изучая, насколько сильны угрызения совести.
— Ну-ка, дай ей пройтись, — требовал он, — посмотрим, не проглотила ли она какой-нибудь гвоздь.
Глоберману, конечно, было важно убедиться, что корова не хромает и не страдает от боли, свидетельствующей о внутреннем повреждении, из-за которого ее мясо могло быть забраковано. Однако, кроме этого, он обращал самое пристальное внимание на то, как крестьянин подходит к животному и как то реагирует на его близость и прикосновения.
— Если он любит корову, Зейде, то его будет мучить совесть, а тот, кого мучает совесть, торговаться не с танет. Этого ты никому не рассказывай. Когда сойхера спрашивают, как он зарабатывает, у него должен быть один ответ — покупаю корову по цене рогов, продаю рога и остаюсь с коровой. И точка!
— Небольшая безделушка для госпожи Юдит! — объявлял Глоберман.
«Госпожа Юдит» была моей матерью, а «небольшая безделушка» являла собой собирательное название для всех тех маленьких подарков, которые Сойхер ей дарил.
Поначалу он, как бы ненароком, оставлял их на краю кормушки для коров.
— Ты что-то забыл, Глоберман, вон там, — напоминала ему мама перед уходом.
— Я? Я ничего не забывал, — хитро щурился тот.
— Что это? — спрашивала она.
— Небольшая безделушка для вас, госпожа Юдит, — повторял Глоберман, затем чинно кланялся, отступал на три шага, поворачивался и уходил, так как знал, что та не прикоснется к подарку в его присутствии.
Иногда он добавлял что-то вроде: «Госпожа Юдит живет одна с коровами, и иногда ей совершенно необходима какая-нибудь вещица для того, чтобы почувствовать себя барышней».
В минуты особого романтического расположения он говорил: «Вам, госпожа Юдит, нужен мужчина, чтобы сделал из вас королеву и носил на руках, как носят ребенка. И точка!»
Однако госпожа Юдит была привязана только к коровам. С ними делила она кров и так же сильно, как они, ненавидела торгашеские манеры Сойхера, вместе с его подарками, запахом и «точками».
Глава 14