Несгибаемый. Враг почти не виден

Первый выстрел буквально взорвал голову Андрея, которого Петр посчитал самым опасным из тройки. Вторым опрокинулся навзничь купец, поймавший пулю грудью. Прохор подскочил и успел пробежать пару шагов, пока не рухнул на землю, выгнувшись дугой от прилетевшего в спину свинца. От силы четыре-пять секунд, и все было кончено. А нет. Не все.

— Ну что, Захар Силантьевич, говорил же я тебе, чтобы ты позабыл о том, что есть такой раб божий, Петр Пастухов.

— Кх-хе. Х-хе. Л-ловок ты, ш-шельма. Ох, ловок. Зря я пожадничал, — с придыханием ответил купец, пуская пузыри из простреленной груди. — Чего глядишь? Кончай уже.

Не сказать, что у Петра не промелькнула мысль предоставить этому ублюдку возможность помучиться. По всему он это заслужил. Но измываться ради удовлетворения собственной жажды мести… Отчего-то припомнился Андреич, старший из артели старателей. Он вот так же лежал, раненый и беспомощный. Разве что Петр тогда с ним даже не заговорил. Но, признаться, у них и вражды-то застарелой не было.

Петр выстрелил купцу в голову. После чего подошел к Прохору и сделал контроль. Ну не было никакого желания, едва избежав смерти, рисковать снова.

Покончив с противниками, он поспешил к реке, чтобы отстирать вещи. Да и самому помыться совсем не помешает. Вон весь в крови изгваздался, словно принимал участие в каком кровавом ритуале. Опять же кровь отстирывается, пока свежая. Это уж потом намучаешься с ней.

Конечно, можно было разжиться одеждой у покойных. Но Петр вообще не хотел с них ничего брать. Как ни крути, а налицо убийство. Поди докажи обратное, если погоришь на какой-нибудь мелочи. Поэтому у него даже мысли нет отправляться в полицию с повинной.

Одно дело, когда ты чист перед законом и, подвергшись нападению каторжников, хунхузов или каких-то там перекати-поле, отправляешь их к праотцам. И совсем иное, когда от твоих рук погибает уважаемый купец, с которым у тебя были трения. Да еще и ты весь такой красивый, находящийся не по месту ссылки. Ведь по сути-то он сейчас в бегах. Вот как это будет расценено.

С предрассветными сумерками Петр двинулся вниз по течению Енисея, прихватив с собой только свой браунинг, топор, веревку и вещмешок со съестным. Мешок и топор он собирался утопить близ Красноярска. Через два часа дорогу ему преградил приток Енисея. Не сказать, что он столь уж широк. Но и лезть в воду почем зря особого желания не было. Даже на ходу мокрая одежда доставляла неприятности, а уж о купании и речи не шло.

На берегу нашлось несколько вполне приличных сосен, из которых должен был получиться отличный плот. Хм. Ну, в смысле если бы его строил кто порукастей, конструкция, конечно, получилась бы на славу. Учитывая же то, что у Петра это первый опыт, он удовлетворится хотя бы нормальным результатом.

Впрочем, переживал он зря. Плот получился небольшой, но вполне устойчивый, и человека держал без труда. Затем Петр устроил настил из уложенных сверху жердей и лапника. Ну и последний штрих — пара весел. С ними пришлось помучиться, но время у него было. Даже слабоуправляемое плавсредство куда лучше неуправляемого. Да и на стремнину как-то нужно выгребать.

Все строительные работы Петр закончил далеко за полдень. Однако в путь спешить не стал. Вместо этого, пользуясь теплым деньком, лег отдыхать. Эти места только кажутся безлюдными. На самом деле никогда нельзя быть уверенным в том, что за тобой не наблюдает пара любопытных глаз. А уж на середине большой реки и подавно. Поэтому Петр решил начать сплав с наступлением темноты. Чтобы за ночь оказаться как можно дальше от места схватки. Хм. Ну или убийства. Это уж как кому…

До Красноярска он добрался только на третьи сутки. Утопил все, что могло его связать с Заболотным и его подручными. Разобрал плот, пустив его по бревнышку вниз по течению. После чего, дождавшись темноты, направился к знакомому дому некогда приютившей его вдовы.

— Гос-споди! — прикрыв ладошкой рот, выдохнула Аксинья при виде Петра.

— Не ждала? — невесело ухмыльнулся Петр.

В ответ женщина повисла у него на шее, едва отставив в сторону керосиновую лампу. Угу. Сразу видно, что испереживалась. Всхлипнула у Петра на груди, потом отстранилась и внимательно осмотрела. Вид, конечно, потасканный, но на блудливого кота Петр сейчас походил меньше всего. А именно эти приметы она и искала.

— Завьялов был?

— С Митей говорил. Интересовался, где ты запропал. А как узнал, что до нас не дошел, так чуть в набат бить не начал. Да вовремя спохватился, что ты под судом и, как прознают про то, что прибыл сюда погостить, могут на каторгу отправить. Хотел было посоветоваться с Кравцовым, да я через Митю отговорила. Подумала…

— Ну чего замолчала, Аксинья? Решила, уж не загулял ли я?

— Ну-у… — проходя в дом, неопределенно произнесла она.

— Вот молодец, Аксинья. Как есть молодец, — усаживаясь у окна, одобрил Петр. — Пусть так и будет. Скажу, что нарвался на одну веселую вдову и почти неделю с ней блудил.

— А на деле? — уперев в него внимательный взгляд, спросила женщина.