— А помнишь, Каштан, как Пашка твою кость сгрыз? — продолжала я. — Так все молочные зубы на ней и остались. А потом его дед прозвал «Гладкий ротик-в попке дротик».
Не сдержавшись, я громко хохотнула. И почему я всегда удивляюсь способности Паши придумывать издевательские стишки? Ответ очевиден: просто он внук своего деда.
Мне нравилось принимать горизонтальное положение, словно только так я могла подумать, повспоминать и помечтать.
Шершавый язык коснулся руки. Пальцы склеила липкая слюна.
— Что это? — спрашиваю я, наблюдая как Саша вырезает «Z» на дереве. Холодное лезвие ножа создает «зайчика», а тот нарочно скачет у моих глаз. А еще эта Каштанка носиться под ногами, лижет руки и норовит поднять мою юбку выше позволенного. — Снова твои мистические знаки? Добро и зло, да?
На лице Саши появляется слабая улыбка.
— Иногда мне кажется, что ты недолюбливаешь мои каракули. Что в этом плохого? Что не устраивает тебя?
Я пожимаю плечом. И только.
Мне пятнадцать, и я продолжаю надеяться на романтику в его рисунке.
— А где Нина и Сема? — спрашиваю я, в попытке перевести тему.
Улыбка Саши становиться шире. Кажется, он о чем-то догадывается.
— Скоро придут. Скоро придут, Злата.
Я распахиваю глаза, вспомнив про Нину и Сему. Я позволила себе отвлечься, позабыв о ссоре с подругой и недавнем поцелуе — это нельзя было так оставлять. Но и как поступить — я тоже не знала.
— Ты слабая, — говорит Саша, наблюдая за тем, как дрожат мои руки. Стоя на коротком пене, я держу в руках палку от тарзанки. Волнуюсь. Переживаю. И, мечтаю сбежать. — Докажи мне обратное, Злата. Докажи, что я не прав.
Я набираю полную грудь воздуха, закрываю глаза и прыгаю. Лечу. Буквально чувствую два крыла за спиной и тут же слабею. Мои влажные пальцы соскакивают — я падаю. Высокая трава смягчает падение. Мне не больно, словно заботливые колоски поймали меня и аккуратно положили на землю. Чудо. Я чувствую жизнь. Я живу.
— Отлично, — на лице Саше нет эмоций. Он похож на сержанта, который подготавливает бойца к службе. — Запомни, никогда не бойся. Если чувствуешь, что можешь — делай. Если под ногами не лава — прыгай. Если впереди не огонь — иди напролом. Если в стакане не яд — пей. Если перед тобой не друг — стреляй. Если не любишь — отпускай.
— Каштанка, домой! — Мой приказ эхом раздался по округе.
От быстроты движения, я чувствовала, как щелкают мои колени. Со стороны я была похожа на Пашку, которому рассказали о прибытие грузовика с мороженным.
Во дворе было тихо, даже слишком. Овчарка нырнула в будку, а я прилипла к соседнему забору. Или семья Соколовых спала крепким сном, или вовсе отсутствовала дома — свет горел только на крыльце. В маленьком железном треугольничке рябицы вместились мой нос, губы и немного щек. В общем, выглядела я крайне нелепо.
— Сема, — тихо позвала я, не надеясь на какой-либо ответ.
Ну почему в этот раз, ты не появился из ниоткуда?
— Бу-гага! — Что-то черное внезапно появилось перед моим лицом.
Громко завизжав, я повалилась на землю. Поясницу пронзила неприятная боль, а перед глазами заплясали искорки.
Господи, изыди!
— Ты чего, Златка? — удивился Сема. — Ты что, решила, что я шуба с носом? — посмеялся он.
— Ты дурак с подносом! Ты напугал меня, придурок! — приподнявшись, я стала отряхивать свою одежду. — И как ты только до такого додумался?
Парень безынтересно пожал плечами.
— Не знаю, само как-то в голову пришло.
Мои ладони стали грязными и липкими.
— Проклятье, я раздавила Пашиного индейца из сосачек. Он лепил его пол дня. Братец никогда мне этого не простит.
— Вот это беда, — с сарказмом пропел Сема. — Там, в мусорке, полно абрикосовых костей, слепим ему нового? Немного меда и у индейца появиться подружка, — парень собрался плюнуть себя в ладонь, но я остановила его.
— Это не смешно, Сема. Я похожа на поросенка. И, хватит ржать!
Мне было пятнадцать, а я выглядела так же, как выглядела в восемь. Чумазо и глупо.
Светлые глаза парня засверкали хитринкой.
— А я дома один. Искупаем тебя?
— Размечтался.
— Просто умоем?
— Отстань.
Он глубоко вдохнул.
— От тебя так вкусно пахнет барбарисками. Так бы и съел.
— Боюсь, я встану костью в горле…
Теперь Семен напрягся.
— Послушай, Злата, я извиняюсь за то, что напугал тебя, ладно? Но может хватит строить из себя смертельно обиженную? Это всего лишь шутка, а ты…
— Нам нужно поговорить, — перебила я, не веря, что выпалила это.
Мое лицо стало серьезным, а вот лицо Семена совсем помрачнело.
— Поговорить?
— Да, — мои губы ловили воздух, словно следующих вдох был последним. — Это важно.
— О чем ты?
— О нас.
Семен был слишком догадлив. Он развел руками.
— Ах, ну конечно, это следовало ожидать! Дай угадаю, наш поцелуй был случайностью, а встреча — роковой ошибкой, так? — он изогнул темную бровь и вынуждающе взглянул на меня.
Губы отказывались шевелиться, но, кажется, все было понятно и так.