Нерушимый-9

— Спасибо, товарищи. Присаживайтесь на места, и мы начнем церемонию награждения. От себя хочется сказать: я очень рад тому, что особое внимание, уделенное футболу, принесло свои плоды, и я стою на сцене с парнями, которые стали историй за столь короткое время и на собственном примере показали тем, кто сомневается, что нет ничего недостижимого. И я уверен, что со следующего года начнется эра доминирования отечественного футбола на мировой арене. «Титаны», примите от меня личную благодарность за то, что вы делали и еще сделаете.

Боковым зрением я наблюдал за парнями: они вытаращили глаза и отвесили челюсти. Многие заранее заготовили благодарственные тексты, но наверняка постесняются их произнести в присутствии Горского. Даже, вон, Романцеву не по себе, он побледнел, движения его стали скованными, когда Горский шагнул к столику, где были разложены награды, склонился над ним, взял диплом и произнес:

— Выражаю личную благодарность Александру Александровичу Димидко, главному тренеру команды «Титан».

Димидко вскочил и под аплодисменты прошагал за наградой, получил диплом, именные часы, как у меня, а также золоченый кубок, пожал руку генсека и вернулся на место, сияя от счастья.

Затем Горский объявил Древнего, Тирликаса и лишь после начальника команды — меня. Наши взгляды встретились, и Павел Сергеевич едва заметно улыбнулся. Пожав руку, Горский надел мне золотую медаль, вручил диплом. После беседы, что у нас состоялась весной, трепета я не испытывал, потому взял микрофон и проговорил:

— Спасибо, товарищи! И те, кто в нас верил, и те, кто стимулировал неверием. Но особая благодарность — нашим болельщикам. Вы здорово нас поддерживали и половина нашего успеха — благодаря вам. Обещаю, что мы не подведем и оправдаем доверие. Вперед, Михайловск! Вперед, страна! — Я вскинул руку, и болелы засвистели, закричали, замахали бело-серебристыми знаменами.

За мной вышел Круминьш и оробел в присутствии Горского. Ни разу не видел его таким растерянным. Никто не ожидал, что медали будет вручать генсек, который усугубил своим присутствием торжественность момента. Кроме меня и Тирликаса, наверняка знакомого с Горским лично, все сидели как на иголках.

Забавно было наблюдать, как огромный Сэм съежился в присутствии генсека и после рукопожатия улыбался, как ребенок, боясь сжать пальцы, словно так он утрачивал благословение генерального секретаря.

Закончив вручать медали, Горский распрощался с нами и зрителями, и Романцев вроде задышал свободнее.

И откуда у людей это чинопочитание? Что страшного в Горском? Это ж не капризное божество с чуждой логикой, карающее по своему усмотрению, а такой же человек, и человек, насколько я убедился, неплохой, который действительно радеет за страну.

Пошло вручение прочих наград. Для этого на сцену приглашались политические деятели, известные журналисты и ведущие, но после Горского они воспринимались как фон.

Наша команда получила награду «Гроза авторитетов» от главреда газеты «Спортивная Москва», «За волю к победе» — от «Советской России» и «Лучшему новичку» — от журнала «Спортивные игры».

Приз имени Льва Яшина «Вратарь года» ожидаемо достался мне. Пышная улыбчивая редактор «Огонька» вручила мне золотой кубок.

Также вручались и новые награды. «Сверхновая звезда» — лучшему новичку-футболисту — досталась Федору Хотееву. Сэму достались «Зрительские симпатии».

Потом Самойлов и первый секретарь обкома Партии Михайловска вручали кубки и дипломы, никто из «титанов» не ушел обиженным.

Длилась торжественная часть чуть дольше часа, после нее мы пообедали и вернулись на свои места — на пресс-конференцию. А вечером нас ждали близкие в гостинице «Украина», где был заказан ресторан на верхнем этаже и забронированы номера на сутки.

Для Звягинцева этот отель, в той реальности переименованный в Рэдиссон, был чем-то недостижимым, обиталищем мажоров, дипломатов и иностранных гостей, где номер стоил, как четверть зарплаты. И по старой памяти я ощущал себя неловко, когда шел по мраморному залу. Но теперь я был знаменитостью. Гости отеля оборачивались, парнишка лет пятнадцати дернул за рукав отца и проговорил:

— Па, глянь, это же «Титан»! Можно…

Видимо, он хотел автограф, а мы хотели — в лифт и наверх, сегодня был передоз внимания. Тирликас у ресепшена помахал нам, раздал ключ-карты от номеров и паспорта, и лишь когда двери лифта закрылись, я ощутил себя более-менее спокойно. А когда обнял Рину и с высоты глянул на раскинувшуюся внизу Москву, так и вовсе успокоился.

Рина погладила меня по волосам:

— Выдыхай! Что-то ты сегодня особенно напряженный.

— Это объяснимо, мне сам Горский руку жал, — сказал я.

Клыков, выпучив глаза, что-то рассказывал Маше, Димидко — Оксане, Микроб — своей одесситке, Жека — высокомерной брюнетке, его новой пассии, Левашов — коротко стриженой девчонке с розовыми волосами и пирсингом в носу. И я даже знал, что именно они говорят — про рукопожатие Горского.

— Шутишь? — Рина прищурилась, вглядываясь в мое лицо, качнула головой. — Нет, не шутишь. И как он? Чувствуется… мощь главного одаренного?