Курсантов в форме я тоже не увидел, заметил молодых людей на скамейке у фонтанчика, но рассмотреть не успел. Странная, очень странная часть! Уж не это ли учебный корпус, где обучают самородков?
Раньше я думал, что тут должно быть все, как в тюрьме, и самое место такому заведению — в тайге, подальше от любопытных глаз.
Дальше я заметил вертолетную площадку, а перед ней — небольшое двухэтажное здание, админкорпус.
Внутри все оказалось, как и должно быть в административном здании: план, план пожарной эвакуации, длинный коридор с рядком дверей, на которых — имена хозяев, широкая мраморная лестница наверх. И никаких дежурных.
Силовик остался снаружи, и мы с Виком свернули в левое крыло. Пока шли взгляд скользил по табличкам, запоминая фамилии преподов. Командиром части значился некто Пискун К. М. «Пискун — Комар Малярийный». Мы уперлись в единственную дверь напротив входа, и Вик постучал. На табличке было написано: «Каретников Я. Л.»
Хрена се! Это который министр? Или однофамилец?
Дверь распахнулась сама, будто ее открыл человек-невидимка. Хозяин просторного кабинета выглядел максимум на тридцать пять: мощный, высокий, накачанный, светловолосый, я бы сказал, что он скандинавской наружности. В пору моей юности был популярный актер — Дольф Лундгрен, вот на него похож. Нет, это не министр.
Заговорил он, когда Вик нас оставил.
— Добрый вечер, Александр. Присаживайся, не стой в дверях.
Голос у него был… холодный, будто механический. Таким только станции метро объявлять. И лицо неподвижное, слегка ассиметричное. Но что-то общее с Ильей Леонидовичем есть. Брат? Насколько знаю, у него нет братьев и сестер. Или все-таки есть?
Ничего себе масштаб! Каретниковы! Действительно Тирликас не в силах на такого недоброжелателя повлиять…
Возникло острое ощущение неправильности происходящего. В сравнении с масштабом личности Каретникова я — вошь. Ну ладно, не вошь, но все равно козявка. И, чтобы побеседовать, меня, козявку, к нему везут за сотни километров, с охраной. Что-то тут не так.
Каретников уселся на стул с высокой спинкой, обтянутой коричневой кожей, кивнул на место напротив. Нас даже стол не разделял! Так хозяин кабинета подчеркивал, что мы равны. Я перевел взгляд на него и заметил, что один его глаз был мертвым и смотрел сквозь меня.
Чего ты хочешь? Или это из разряда «обильно смажем, чтобы пошло, как по маслу»? Поколебавшись, я все-таки уселся, закинул ногу за ногу. Поймал себя на закрытом жесте. Ну и хрен с ним!
— Мы рассмотрели жалобу Тирликаса Льва Витаутовича, — проговорил он, и я отвесил челюсть.
Как в дурацком романе, когда вдруг прилетает волшебник и всех спасает.
— Но разговор будет не об этом. И не со мной. — Он поднялся, поглядывая на дверь в еще один кабинет.
Она отворилась, и оттуда вышел… Я чуть вместе со стулом не упал. Ко мне вышел товарищ Павел Сергеевич Горский собственной персоной, причем мужчина 1963 года рождения тоже выглядел на тридцать пять: темно-русые волосы, чуть тронутые сединой, правильные черты лица…
Пожалуй, впервые я подумал, что память меня подвела, и это очень похожий человек.
— А теперь я вас оставлю, — улыбнулся Каретников и вошел в кабинет, где минуту назад был Горский.
— Рассмотрели жалобу Льва Витаутовича, — прохрипел я, и Горский протянул мне стакан с водой. — Значит, футбол и правда у вас на контроле.
— Не футбол. Ты, — сказал он на полном серьезе.
Я как раз сделал глоток и закашлялся, и с губ слетело:
— Здравствуй, Нео, ты избранный.
— Таблетки предлагать не буду, — сказал Горский, — она всего одна, и ты знаешь какая. К слову, «Матрицу» в этом мире не сняли.
Если бы неизвестная сущность меня не перетащила в этот мир после смерти, я был бы шокирован. Если бы лично не познакомился с телепатами и другими суперменами… А так мне оставалось лишь принять происходящее как данность, и я спокойно констатировал, отхлебнув воды:
— Выходит, мы из одного мира? Ельцин, Путин, война…
Он кивнул.
— Так это вы меня выдернули?
— Нет. Я не знаю, кто это сделал. Или — что это сделало. Кстати, о войне. Она есть во всех ветках реальности, которые мне известны, вне зависимости от того, кто пришел к власти. Заканчивается она гибелью человечества в двадцать пятом году.
— Но сейчас же именно двадцать пятый! — воскликнул я.
Новости так огорошили меня, что чувства отключились. Я будто слушал пересказ увлекательной истории, которая меня совершенно не касается.
— Надеюсь, у тебя есть время выслушать меня с самого начала?
Горский распахнул бар, где хранились бутылки элитного алкоголя, и мне захотелось по старой памяти накатить.
— Сам бы выпил, но таким, как мы, увы, спиртное противопоказано. Потому что мы у руля не только собственной жизни.
— Конечно у меня есть время! — ответил я. — Только меня ждут, думают непонятно что. Я и сам думал, что… В общем, неважно.
— Тут нет связи, — сказал Горский. — Вообще. Никакой. Ну и ты догадался, что это за воинская часть.
— Тут учат одаренных?