Нерушимый-9

Понимание, что нас стопорят люди, до которых не дотянуться даже Тирликасу, не прибавляло оптимизма. Не факт, конечно, что стопорят нас, а не двигают «Динамо», но настроение было, словно на голову вылили ушат помоев.

Вроде в Москве, вроде вничью — нормально, против топовой-то команды, но хотелось убивать.

Под свист трибун мы ушли в раздевалку. А Сан Саныч просто пожал каждому руку и сказал:

— Мужики, че… Но помните — такое не в последний раз!

Гусаку он пожал руку последним, стиснул пальцы.

— Витя, что с тобой творится?

Гусак отвел взгляд, дернул плечами и уронил:

— Виноват, Сан Саныч!

Только мы начали переодеваться, как в раздевалку влетел Лев Витаутыч злой, как черт. Он, как обычно, не выказывал чувств, но движения стали чуть более резкими, взгляд — цепким. Не надо быть великим фанатом, чтобы понять: нас топили.

— Можно будет разобраться? — спросил я. — Уж больно все явно. Особенно в первой половине игры.

Тирликас закрыл глаза и кивнул.

— Я попытаюсь. Но, сами понимаете, в высшей лиге другие деньги и другие ставки. — Он обвел нас взглядом и повторил: — Но сделаю все, что от меня зависит. Ваше дело — играть.

Глава 8 Только слепой не заметит

Тридцатое апреля не заладилось с самого утра. Во-первых, я с трудом продрал глаза, во-вторых, настроение после игры с «Динамо» было, как после купания в сточной канаве, и это усугублялось СМИ, которые в упор не заметили того, что творилось на поле во время последней игры. Болелам же глаза не закроешь, рты не заткнешь, они заметили, устроили срач в комментах и полоскали «Динамо», как нас — после игры со «Спартаком», но тут могло сыграть и то, что народ в принципе «динамиков» не жалует.

С чашечкой кофе в кухне я листал новостную ленту, и везде было одно и то же. Рина поглядывала на меня с сочувствием. Наконец я не выдержал и спросил:

— Ты же видела, что нас топят?

— Этого только слепой не заметит, — сказала она, отхлебнула свой кофе.

Я положил на стол телефон с открытой страницей.

— Посмотри. Все официалы не заметили, и это мне очень не нравится.

Рина пожала плечами.

— Хотели протащить «Динамо», зря, что ли, их в Англию возили? Не получилось. Не в первый и не в последний раз кого-то пытаются протащить.

— Думаешь, дело только в этом? — Я посмотрел на Рину.

— А в чем еще?

— Могут посчитать, что выскочкам не место в первой тройке.

— По-моему, пока рано делать выводы. Или есть что-то еще?

Девушка была полностью уверена в своих словах.

— Витаутыч нас собирает в девять, — ответил я. — Зачем-не сказал даже мне. — Я глянул на часы и поднялся. — Пора идти, время.

Как водится, на работу мы поехали вместе, потом разошлись. Дарина отправилась в свой кабинет, я рванул в конференц-зал, где уже собирались наши и делились предположениями, почему нас собрали. Больше всего меня волновал травмированный Микроб. Сможет ли он играть против минского «Динамо»? Назначили ли ему реабилитолога? Так-то Рина его быстро вылечит.

Федор стоял, скрестив руки на груди, и что-то горячо рассказывал Лабичу, тот кивал. Стоит — уже хорошо. Я собрался было идти к нему, но кто-то положил руку мне на плечо, и я обернулся. Сзади подкрался Гусак, бледный и как будто постаревший. Взглядом он указал на выход, но до начала собрания оставались три минуты, и мы не успели бы поговорить. Я постучал по запястью, где должны быть часы, и сказал:

— Потом.

И так ясно: он хочет пожаловаться, что ему не удается совладать с видениями. Уже много времени прошло, ели бы мой метод работал, Витек должен был хоть чему-то научиться. Но это вопрос не для обсуждения здесь и сейчас.

Витек кивнул и брякнулся на стул, закрыв глаза. Я пожал руку Круминьша, Думчеко и Лабича, кивнул остальным и прошел к Микробу.

— Привет, ты как? В смысле травма твоя.

Федор поморщился.

— Ушиб. Растяжений и всего прочего нет. Четыре дня щадящий режим, там посмотрим.

— Реабилитолога врач назначил?

Микроб улыбнулся.

— Ну а как же без Рины-то? Мази, электрофорез, все как положено. Я восстанавливаюсь быстро, — Он подмигнул. — Так что буду в строю. Хорошо на отходняк время есть…

Гомон стих. Все начали рассаживаться, поглядывая на вошедшего Тирликаса с тревогой и надеждой. По Витаутычу, как обычно, ничего нельзя было сказать. Он встал на трибуну, подождал, когда все обратят на него внимание, а потом махнул рукой — дескать, к черту официоз — и прошел в зал, встал возле первых сидений.

— Здравствуйте, товарищи. Тема нашего собрания — судейство во время последнего матча.

Он взял паузу, посмотрел в глаза каждому и продолжил:

— Как вы понимаете, мы вышли на такой уровень, что я не могу диктовать свои условия коллегам, как и передо мной никто отчитываться не обязан. Так что новости у меня не сказать чтобы хорошие, и состоять они будут из двух частей: официальной и неофициальной.

Почему-то подумалось, что у него две новости: так себе и совсем хреновая.