Нерушимый 7

«Похоже, это не совсем уж близкий круг, раз обо мне ничего не знают».

«Не факт, — письменно ответила она. — Хотя скорее ты прав. Если так и дальше пойдет, через год никого не останется».

«Подозрительно мало одаренных среди убитых. Только самородки. И это подозрительно».

Мне подумалось, что координатор на меня так и не вышел, наши агенты со мной и не побеседовали. Или так и надо? Или, может, меня держат как запасной вариант, и никто со мной и не свяжется? Говорить этого Семерке нельзя, это наши с покойным Кротовым дела. Вряд ли вербовка меня — его единоличная инициатива. Кто-то стоит над ним, и этот кто-то в курсе. Так чего он ждет? Или имя этого человека есть в списке убитых, и цепочка обрывается? Но ведь, черт побери, мне надо кому-то доложить, если со мной свяжется Березка!

Не успел я додумать мысль, как у Семерки пискнул телефон, лежащий у изголовья. Ворча, что нет покоя грешнику, она прочла сообщение и побледнела еще больше, выругалась.

— Что? — спросил я.

Она молча открыла ссылку и дала мне.

«Личный автомобиль Ильи Львовича Каретникова был обстрелян террористами из РПГ. По предварительным данным, в этот момент Илья Львович ехал в Кремль другим маршрутом. Автомобиль использовался его заместителем. Количество жертв уточняется. Личности преступников устанавливаются».

— Совсем охренели, — проговорила Семерка. — Теперь им точно хана. Говорят, Каретников — правая рука Горского.

— Он только руку мне пожимал, — сказал я и уточнил: — Каретников. Говорил, что планы изменились, раньше приехал. Так что, возможно, что живой.

Мне очень хотелось бы, чтобы он выжил, Каретников показался приятным человеком.

Глава 19 Милиция!

Когда я распрощался с Семеркой и отправился на вокзал, со мной связался Димидко, поставил в известность, что завтра тренировка будет до 16.00, после чего приедет секретарь федерации футбола, некто Душин, и «Титан» проведет встречу с прессой и болельщиками при поддержке Самойлова, директора завода, на балансе которого числится команда. Скорее всего, разговор пойдет про матч с Уругваем и предстоящий товарняк с «Кардиффом» двадцатого сентября. Черт, а ведь еще не определились, где мы будем играть! Хотя, возможно, завтра это и скажут.

Хочу на юг! В Михайловске совсем осень, и листья почти облетели, а в том же Сочи люди еще в море купаются. Из плюс двадцати пяти так неприятно попасть в плюс двенадцать!

Всю дорогу домой я мониторил новости и уже знал, что Каретников, на которого совершили покушение, изменил планы и ехал в другой машине, а погиб его зам. Преступники, обстрелявшие его кортеж из РПГ (и где только взяли их?), их было двое, сразу же застрелились, и нить к заказчику снова оборвалась. Я надеялся, что информацией, кем были исполнители, располагает Тирликас, и сразу ему написал, но выяснилось, что он в Москве, решает вопросы с большим футбольныи начальством, и прибудет в Михайловск только завтра вечером.

Я сидел у окна экспресса и смотрел на мелькающие швы бетонного ограждения. Вспоминался Шуйский, имитировавший покушение на себя любимого. Почему-то думалось, что и в этот раз так же. На месте того, кто ведет дело об убийствах одаренных, я в первую очередь проверил бы контакты Каретникова.

В Михайловск я прибыл ровно в десять вечера, сразу же взял такси и поехал домой, предупредив парней, что скоро буду. Утомили меня поездки, а еще больше утомили пресс-конференции, и вот завтра опять! Надеюсь, до конца октября их больше не будет.

Каким же родным, тихим и спокойным показался двор возле нашего дома! И эти березы, и заросли сирени, и гроздья рябины, влажные от оседающего тумана.

Я запрокинул голову и увидел свет в своем окне. Парни не спят, ждут меня. Как же хорошо, что в этом мире нет турникетов на вокзалах, а двери подъездов не закрываются на замки!

Я бы, конечно, не рискнул так делать, но наверняка люди не боятся класть ключи от квартир под коврики у двери.

Наша квартира была не заперта. Я толкнул дверь, и голова пошла кругом от аромата жареного мяса. Парни точно знают, что мне нужно. Лишь сейчас я сообразил, что забегался и не поужинал.

Только я переступил порог, навстречу рванул Погосян, схватил меня за руку, уставился на подаренные Каретниковым часы.

— Именные! Покажи! Золото?

— Мама, вышли сало. Здравствуй мама, — улыбнулся Микроб, я пожал его руку.

Потом обнялся с Клыком, кивнул Семе Саенко, робко стоящем в стороне.

— Ну дай посмотреть, — канючил Погосян, переминаясь с ноги на ногу.

Я снял часы, отдал Микробу, и они пошли по рукам, срывая восторженные комментарии.

— Это же автограф Горского! — Микроб. — Он настоящий!

— Таки золото! И брюлики! — Погосян.

— Круто! — Клык.

— Ух ты! — Саенко.