Нерушимый 3

У всех у них, и у меня в том числе, рухнуло ближайшее будущее. И если молодняк еще мог устроиться в команду средней руки и сделать карьеру, то ветеранами заинтересуется разве что какое-нибудь лиловское «Динамо», что для игроков такого уровня — днище. Тем более когда не так давно у тебя было все, а теперь ты вынужден влачить жалкое существование и смотреть, как восходят другие звезды, когда твоя давно погасла. Это на Западе и в моей России профессиональные футболисты купаются в роскоши, а здесь — да, живут безбедно (вспомнилась машина Жеки), но разве что на пике карьеры.

О себе я старался не думать. Стоило представить, как плетусь на вокзал и еду обратно в Лиловск, тошно становилось. Это, можно сказать, — возвращаться на щите.

— Давайте прямо тут оставим, — предложил Игнат. — Никто нам ничего не предъявит. Как они с нами, так и мы с ними.

В принципе, мог бы я отнести форму завхозу, но не стал.

— Саныча ждать будем? — спросил Матвеич. — Напишу ему, вдруг тоже решит свалить.

Димидко ответил, что освободится не ранее чем через час и просил подождать его, если мы сможем, в ресторане «Гол». Команда единогласно проголосовала за то, чтобы ждать. Как будто от нашего бывшего тренера что-то зависело.

Переодевшись, мы отправились прочь.

Отойдя от крытого футбольного манежа, загораживающего стадион «Динамо», я обернулся, чтобы рассмотреть его получше. В моей реальности этот стадион сбросили с парохода современности, а на его место приземлилась гигантская летающая тарелка или скорее люстра — ВТБ-арена. В этой реальности стадион тоже реконструировали, но теперь он более напоминал Колизей. Осталась монументальная колоннада на входе, добавились трехметровые статуи легендарных Яшина и Бескова, стоящих боком и жмущих друг другу руки таким образом, что под ними образовывалась арка, через которую все проходили.

Еще добавились три каменных яруса с арочными застекленными пролетами, закругленная белая крыша, которая, я читал, с мая по сентябрь складывалась наподобие крыши кабриолета. Я сунул телефон Погосяну.

— Сфотографируй меня на фоне Яшина, в арке, — попросил я. — Теперь неизвестно, когда я сюда попаду.

— А какие у тебя планы? — спросил Микроб.

— Да никаких, — ответил я, замер, чтобы Погосян меня сфотографировал, и продолжил: — Поеду в Лиловск, попытаю счастье там.

— А там есть футбольная команда? — скривился Жека. — Это же…

Игнат толкнул его в бок, и он придержал эпитет, сказал мягче:

— Там же все кривоногие, и толком не разовьешься.

— Ты же лучше меня знаешь, что в высшей и первой лиге нам ничего не светит, там заявочное окно уже закрылось. Так что остается пытать счастья только во второй.

— Да, это попадалово, — опустил голову Жека.

— Меня в ЦСКА звали еще когда я в основе «Динамо» был, — вздохнул Игнат, — но на меньшую зарплату. Теперь не знаю, возьмут ли. Резко им тогда ответил.

— Ага, ты резкий, как понос, — поддакнул Жека. — Да и если возьмут, до лета все равно не заиграть.

— Не возьмут, — покачал головой Игнат. — Не умею я с людьми знакомиться, сразу руки чешутся дать в табло.

— Дал в табло начальнику ЦСКА? — изумился Мика.

Все мы остановились, не доходя до подземного перехода, уставились на Игната. Неужели он совсем отбитый?

— Не дал, к сожалению, но обложил. Посчитал, что он оскорбил меня таким предложением.

— Зазвездился пацан, — с укором сказал Матвеич. — На скамейку запасных основного состава сел, три гола забил, а поди ж ты — звезда во лбу.

Игнат пропустил реплику мимо ушей и продолжил:

— Говорю же, не умею. Вон, Жека у меня единственный друг, и хэзэ как он меня терпит.

— Эту твою черту характера я тоже оценил, — усмехнулся я. — Наше первое знакомство было…

— Близким! — захохотал Игнат. — Ты обниматься полез!

— Да у нас у всех знакомство друг с другом было специфическим, — сказал Матвеич, спускаясь в подземный переход. — Знали бы вы, как мне хотелось вам, щеглам, задницу надрать. А теперь я за вас кого угодно порву.

— Да, это парадоксально, — согласился Микроб. — По идее, мы все должны стать врагами.

Мы ввалились в ресторан, сели за свободный столик, и Гребко сказал со своим мягким украинским акцентом:

— А давайте нажремся в говно? Мне вот сейчас больше всего хочется горилочки…

— А шимпанзе не хочется? — сыронизировал Нюк, и все захохотали, кроме Гребко.

Подождав, когда мы отсмеемся, он улыбнулся:

— Горилка — водка.

«Только этого не хватало», — подумал я.

— Давайте вы завтра нажретесь? — предложил Нюк. — Мне тоже водки охота, так ведь в прок не пойдет на нервяке. Как тогда, в Минске, помните?

Ветераны закивали, и, когда подошел официант, косящийся на наши разукрашенные лица, заказали чай и кофе со сладостями. Официант принес половину заказа, и все замолчали, глядя, как он расставляет чашки по столу.

Некоторое время сидели молча, только Клык «давил клопов» на телефоне и звенела ложка, которой Колесо сосредоточенно размешивал сахар в чае.

— Андрюха, давай Тарасову позвоним, — предложил он. — У него должно что-то для нас быть.