– Может быть когда-то потом. И то не знаю… Мне ни носить, ни рожать было не убийственно сложно. Но потом…
Агата закатывает глаза, Полина кивает, хотя сама пока только представить может, что же там потом.
– Мне помогают, грех жаловаться, но я ещё боюсь… А вдруг меня на всех не хватит? Я же хочу и Макса любить, и Костю любить, и Викушку…
Будто услышав, что речь о ней, Вика тихонечко кряхтит. Полина поглаживает её по спине, но в протянутые руки матери послушно отдает.
Обычно в такие моменты ей становится грустно. Сегодня – чуть легче.
– В общем, я сказала, что рожать согласна только с Павловной, а так как Павловна после того, как он вел себя на Вике, сказала, что Гордеев может идти лесом…
Полина смеется и стреляет в Агату лукавым взглядом.
– Ты же понимаешь, Костя может и Павловну уговорить… Он настойчивый…
Румянец на щеках Агаты становится еще более явным. Она укачивает дочь и возвращает в кроватку.
Потом подходит к Поле, складывает руки на груди. Становится задумчивой…
– А у вас как? – спрашивает без злорадства и не из чистого любопытства. Переживает. И если обычно в такие моменты Полине приходится сдерживать досаду и делать вид, что всё хорошо, но пока нет, то сегодня…
Она тоже розовеет. И её губы тоже расползаются в улыбке. Она тянется к крестику, сжимает в руке.
Агата понимает сразу. Зажигается удивлением. Дальше – восторгом. Распрямляет плечи, становясь выше, рукой ко рту тянется.
– Божечки… – шепчет, хотя по взгляду видно – опять хочет визжать. – Божечки… И ты молчишь! Я тебе про какие-то идиотские шрамы, а ты…
– Тихо, – Агата явно не в состоянии сдержаться. У нее на глазах выступают слезы, она тянется к Поле и уже во второй раз обнимает.
Такие яркие проявления близости и чувств – редкость для Агаты с Полиной. Они не влезают в личное пространство друг друга. У Агаты вообще сложности с личным пространством. Но сейчас она настолько обескуражена, что забывает обо всём.
И Полина забывает.
Обнимает в ответ, смотрит перед собой – на пастельную стену, красивую белую кроватку, висящую над ней покачивающуюся игрушку… И потихоньку теряет резкость из-за слез.
– Я Гавриле ещё не сказала. Я даже тест еще не сделала. Просто задержка длинная – больше двух недель. Я боюсь.
– Не бойся. Ничего не бойся. Хочешь, вдвоем сделаем?
Предложение Агаты заставляет снова улыбнуться. Это было бы замечательно, но Полине хочется одной. Если нет – она будет слишком разбита. Поэтому…
– Я дома.
– Поль, ты где? – Гаврила привык, что жена встречает его ещё на подъезде. Это очень тешит самолюбие. Щекочет нервы. Обостряет чувства в момент встречи.
Но сегодня как-то всё не так.
Он написал, что приземлился. Потом, что подъезжает.
Костя успел надрочить ему телефон уже десятком сообщений, а она просто прочла – не отвечала.
Не ждала у ворот. В холле тоже не ждала.
Поэтому он сам бросает сумку и несется наверх.
Сердце с каждым его шагом по лестнице ускоряется, и дело совсем не в физическое нагрузке.
Он понятия не имеет, как окончательно избавиться от страха за неё.
Этот страх сопровождает постоянно, если они не рядом. А если рядом – похуй на всё. Чистое счастье.
На сей раз они не виделись две недели. Дела. Дурацкие и бесконечные. Но если есть возможность – он сразу домой, где бы этот дом ни находился.
Гаврила быстро идет по коридору, видит открытую дверь в спальню, немного выдыхает.
Может спит. Может в наушниках.
Заглядывает… Полины нет.
Набирает её номер, ловит взглядом оставленный на тумбочке телефон.
Почти успевает себя накрутить, но страх разом волной скатывается по телу и впитывается в пол.
Гаврила опускает руку и на секунду взгляд. Слышит шебаршение в ванной.
Вот зараза…
Он злится и не злится.
Хочет зацеловать всю, собой снести. Проглотить.
Пересекает спальню. Дергает ручку, хотя стоило бы просто постучаться.
Дверь оказывается не закрытой.
Поля – внутри.
От вида её спины, рассыпанных по плечам волос у Гаврилы мурашки по коже. Он только сейчас осознает, как сильно скучал.
Если бы чувствовал раньше – уехать не смог бы. И каждый раз, приезжая, клянется, что больше без неё никуда не уедет.
– Поль, чего застыла? – Гаврила окликает, сокращая оставшееся между ними расстояние. Обнимает со спины. Целует в щеку. Чувствует соль, тормозит…
Сердце снова страдает. В голове набатом бьет мысль, что кто-то обидел. Но спросить он не успевает.
Полина отмирает, разворачивается в его руках и обнимает за шею.
Он, хмурый, смотрит в её лицо, а там… Всё так странно.
Щеки от слез мокрые, а глаза счастливые.
– Гаврюша мой… Приехал… – она тревожит волосы на затылке и тянется к губам. Их поцелуй получается ожидаемо солоноватым.
Ещё Гаврила чувствует, что Поля дрожит.
В воздухе витает предчувствие, но чего – никак не разобрать.
Одно понятно – её кроет. И его вместе с ней.
– У нас всё хорошо? – Гаврила спрашивает, хмурясь. Полина вжимается лицом в его шею и туда же кивает.
– Очень… – Произносит, продолжая дрожать. – Я тебя люблю. Тоже очень.
Её признания в любви всегда трогают.
Он прижимает к себе крепче, горбится и целует в волосы, висок, скулу.