Нерон

В то же время явная осторожность, проявленная Сенекой в отношении Пизона, могла объясняться и тем, что философ был связан с другой ветвью заговора — с военными. Не зря ведь Тацит приводит слухи, что было некое тайное совещание Субрия Флава с центурионами, на котором было решено в случае успеха покушения сторонников Пизона самого Пизона убить, а верховную власть в Риме вручить Сенеке «как избранному главой государства ввиду его прославленных добродетелей людьми безупречного образа жизни».[213] Пизон и окружавшие его люди безупречным образом жизни отнюдь не славились. Этим могли похвалиться как раз такие люди, как трибуны и центурионы преторианских когорт, участвовавшие в заговоре. Говорили также, что совещание это и принятое на нем решение были с ведома самого Сенеки.

Если Тацит писал о слухах, то Дион Кассий совершенно уверенно, как непреложный факт, утверждал, что Сенека наряду с префектом претория Фением Руфом возглавлял заговор против Нерона.[214]

Суммируя вышеизложенное, можно с немалой долей уверенности предполагать, что Луций Анней Сенека действительно был причастен к заговору против Нерона, причем напрямую поддерживал связь с военной ветвью заговора, во главе которой стоял Фений Руф. О планах Пизона и его друзей Сенека был осведомлен, но отношений с ними не поддерживал, поскольку сам имел виды на пост принцепса, каковой сторонники Пизона предполагали отдать своему лидеру.

В заговор Сенеку могла привести обоснованная тревога за свою судьбу, поскольку, зная, как никто, своего воспитанника, он прекрасно понимал, чем может завершиться его очевидная опала. Тем более если верны известия о попытке Нерона организовать отравление бывшего наставника еще до появления самого заговора предпринятая.

Однако судьба Сенеки решилась, по сути, без наличия сколь либо убедительных доказательств его причастности к заговору. Нерону хватило одного показания Антония Натала, из коего преступность философа отнюдь не вытекала. Сенека дал вполне спокойное объяснение тому, о чем Нерону поведал Натал. Он не стал отрицать своей встречи с посланцем Пизона. Но, по его словам, в ответ на сожаление Пизона, что Сенека не принимает его, он, ссылаясь на нездоровье, сказал, что важнее всего для него покой. Слова же о том, что его спокойствие зависит от благополучия Пизона, Сенека полностью отрицал, утверждая, что не было у него никаких причин вверять свое благоденствие благополучию частного лица. Нерону Сенека напоминал, что всегда отличался независимостью суждений, а не раболепием, и потому не мог так льстить Пизону.

Но Нерона не волновали объяснения Сенеки. Должно быть, решение избавиться от старого философа созрело у него ранее, а известие о причастности Сенеки к заговору против императора, неважно, насколько оно подлинно и доказательно, давало замечательный повод для расправы. Потому, когда трибун Гавий Сильван сообщил Нерону ответ Сенеки на показания Натала — при этом присутствовали августа Поппея Сабина и префект претория Тигеллин, ныне главные советники принцепса, — тот, полностью пренебрегая оправданиями философа, немедленно спросил: а не собирается ли Сенека добровольно расстаться с жизнью? Сильван по-военному четко ответил, что ничего мрачного, никаких признаков страха он ни в словах Сенеки, ни в выражении его лица не заметил. Острота ситуации была еще и в том, что сам Сильван тоже был заговорщиком и, будучи военным, должен был знать о действительной роли Сенеки в заговоре. Но вслед за Фением Руфом он предпочел скрыть свое участие в заговоре активным содействием его разоблачению. Как писал Тацит, «содействовал преступлениям, ради отмщения которых примкнул к заговорщикам».[215]

Гавий Сильван не решился сам, глядя Сенеке в глаза, сообщить о повелении Нерона. Это без всяких колебаний исполнил посланный им центурион-преторианец.

Далее лучше дать слово Тациту: