Неразрезанные страницы

– Потому что она абсолютно уверена, что ей все можно. Ей все сойдет с рук – она же так… прекрасна. Она прекрасна, должно быть, с рождения, с пеленок! И уже тогда все вокруг восхищались. Она точно знает, что может и должна жить, как ей хочется, как нравится, как удобно! Она будет жить, а все остальные будут на нее любоваться и любить за то, что она столь прекрасна. Она для этого и родилась – чтобы ею восхищались, ласкали и носили на руках. Если ей что-то мешает или ее огорчает, она просто делает так, чтобы это перестало существовать. Чтобы этого не было. Смерть Балашова ей неудобна, и для нее его смерти не существует. А что тут такого? Она-то не умерла! Весь мир существует только для того, чтобы ей было приятно и не скучно. Если этого кто-то не понимает, вот, например, Лариса, это не ее проблемы. В смысле, не Дашины. Те, кто не понимает, просто не принимаются в расчет. И горе изображать нет смысла. Во-первых, нет никакого горя. Во-вторых, чего ради стараться? Ради кучки его друзей и их сочувствия? Ей не нужно ничье сочувствие. Она совершенство, и она свободна.

– Свободна, – повторил Алекс и облизнул губы. Что-то они у него пересохли, после виски, должно быть.

– Как ты мог ее не понять? Ты же хороший психолог!..

Они помолчали.

За вымытыми весенними окнами мяч гулко стукался об асфальт, велосипедные звонки трезвонили на все лады, и солнце садилось, закатывалось за соседний дом.

– Да, – согласился Алекс наконец, – я психолог. Но почему она совершенно спокойна… в бытовом смысле?

– Что это значит?

– Если нет завещания и Сергей не был на ней женат, значит, она должна собирать чемоданы. Этот дом ей не принадлежит. Вскоре начнется волынка с дележом имущества, и это имущество, как я понимаю, будут делить его родственники. Она, получается, совсем ни при чем. И почему это ее не волнует?

– Почему?

– Я не знаю. Вряд ли она от Сергея Балашова переедет прямиком к Андрею Малахову или Михаилу Прохорову. Все же на это потребуется некоторое время. А она грызет яблоко, читает романы и скачет по лестнице. У нее все хорошо.

– Значит, нужно выяснить еще и про завещание, – задумчиво сказала Маня. – Я все поняла.

Зазвонил телефон. Алекс долго искал его. Маня наблюдала за ним. Телефон оказался на стойке рядом с бутылкой виски.

– Алекс, – проворковала трубка, – это Фия. Как ваши дела?

– Мои дела? – переспросил Алекс, пытаясь вспомнить, кто такая Фия, и сообразить, как его дела. – Прекрасно.

– На самом деле я просто так позвонила! – Она засмеялась. – Ну, вы уже собираетесь?

– Куда?

– В рестора-ан, ку-у-уда! Ну, мы же договаривались вчера! Вы что, забыли?..

– Нет, я не забыл, – соврал Алекс. – Конечно, договаривались. В ресторан.

– Я почти собралась, как говорится! А вы?

– И я… почти собрался.

Маня выбралась из кресла и пошла к двери. Остановилась, обернулась и помахала ему рукой.

Ничего хуже она не могла придумать!..

– Как называется ресторан?

– Алекс! Я сейчас обижусь. Он называется «Трюфель», как конфетка, такая шоколадная, в пудре. А вы что, там никогда не были?..

Маня Поливанова еще раз махнула и пропала с глаз. Хлопнула входная дверь.

На всякий случай он вышел и посмотрел. Никого не было в квартире. Он остался один.

Ресторан «Трюфель» был организован таким образом, что казалось, будто за окнами нет никакой Москвы, слякоти, вечерних пробок и темных, колышущихся от негодования и усталости, толп на автобусных остановках.

Впрочем, люди, собиравшиеся здесь, вряд ли имели отношение к толчее и пробкам, что уж говорить о весенней слякоти!..

Алекс приехал на метро и долго не понимал, почему на него косится важный метрдотель, а потом сообразил. У него были заляпанные грязью ботинки, которые, должно быть, наносили метрдотелю некое почти что личное оскорбление.

– Вас ждут?

Алекс пожал плечами. В голове у него слегка шумело – от виски, которого он выпил довольно прилично, от голода и от свалившейся на него свободы.

– Вас ждут, молодой человек? – повторил метрдотель с нажимом.

Алекс опять пожал плечами.

Он поехал на свидание исключительно от ненависти к себе и теперь всячески старался доказать, что не от ненависти, а для развлечения и свободы, но что толку доказывать!.. Он должен как-то пользоваться приобретенной свободой и вот теперь… пользуется ею в ресторане «Трюфель», где веселье началось с того, что его облил презрением метрдотель.

Алекс все про себя знал. Хуже того, Маня Поливанова, помахавшая ему рукой на прощание, тоже знала.

Он вытащил телефон и посмотрел в окошечко.

Нет, не звонила.

…Она больше не станет тебе звонить, ты же все понял в ту самую секунду, когда освободился!

Она добрая, славная и преданная, ты знаешь ее лучше всех!