Читаем Неразлучники полностью

— Что это они все ссорятся и злятся друг на дружку? — говорил Вася. — Неужто им тесно жить стало?

— Всякий о себе думает, дитятко! — возражал старик. — Каждому охота лучше… Вот и перебивают друг у дружки все, что попадется…

А разве иначе никак нельзя? — спрашивает юноша. Так уж, говорят, свет устроен…

Худо, ежели правду так… — бормотал про себя Вася. Осенью в Боровом бывала ярмарка. Она длилась три дня и называлась Покровскою, потому что продолжалась с 1 до 4 октября. В это время в Боровое приезжали купцы из города, крестьяне приводили на продажу скот — лошадей, коров, наезжали цыгане, торговцы с красным товаром и со всякими сластями. Деревенская площадь захлебывалась народом, даже по погосту бродили толпы. В эти дни шум и крики с утра до ночи раздавались в Боровом. Иногда завязывались ссоры, и ссоры доходили до рукопашных схваток.

— Господи! — в волнении восклицал тогда Вася. — И из-за чего они дерутся? Что им надо?

— Да разве без драки можно! — возражал старик.

— Разве же нельзя погулять смирнехонько?

— Что же за праздник без драки…

Вася недоумевал… Болезненное выражение появлялось тогда на его сжатых губах. Когда до него доносились крики пьяных и неистовые ругательства, он вдруг бледнел и начинал тяжело дышать…

— Ох, дураки, дураки! — с сердцем бормотал старик.

— Батя! Жаль мне их… вот как жаль! Сказать не могу… — тихим, дрожащим голосом шептал юноша. — Что это они делают? Зачем они этак?

Он тяжело вздыхал и низко клонил голову.

Ярмарка, праздники, гулянья всегда сильно расстраивали его. В ту пору он плохо спал ночи, часто просыпался и будил старика…

— Батя! А, батя! — испуганно взывал он. — Ты ничего не слыхал? Как будто кого-то бьют, кто-то стонет… или это мне так почудилось!

Иногда ему грезились эти крики во сне, а иногда слышались наяву… В ту пору и ветер, завывающий по погосту и глухо гудевший колоколами, и лай собак, и шум деревьев заставляли Васю вздрагивать и напряженно прислушиваться к тому, что происходит за стенами их безмолвной, тихой сторожки.

<p>XI</p>

Мало на свете братьев, которые любили бы друг друга так крепко, как наши братаны-неразлучники. Старший покровительствовал младшему, служил ему руководителем; младший зато всячески старался услужить ему.

— Батя! Отдохни… Я один поработаю! — говорил Вася. — Ложись! Я постель тебе поправлю…

И Вася излаживал сено, чтобы старику было ловчее лежать.

— Ой, родной ты мой! — с сердечным умилением шамкал старик. — Я уж не знаю, как бы я без тебя и жить-то стал…

— Нет, батя! — возражал юноша. — Ты-то прожил бы без меня, а вот я-то пропал бы один!

— Не хотелось бы мне оставлять тебя… — продолжал старик. — А придется оставить! Ты еще — парень молодой, а я уж стар; тебе еще долго жить надо, а мой конец — не за горами. Охо-хо!

— Хорошо бы мне с тобой вместе умереть! — задумчиво промолвил юноша.

Слепые не раз разговаривали об этом, но старик обыкновенно кончал все одним и тем же:

— Нет, дитятко! Ты моложе… ты переживешь меня. — И затем в виде утешения добавлял: — Ну, свет не без добрых людей! Не покинут темного человека…

— А все-таки я один буду! — повторял юноша грустно. — Кто со мной разговаривать станет, да и о чем говорить со мной? Знаешь, батя, мне иной раз кажется, что мы с тобой только вдвоем на свете живем…

Да и вправду! — соглашался старик. — Все люди сами по себе, а мы двое — сами по себе. Мы промеж людей ровно отрезанные ломти…

Да. Именно они чувствовали себя в мире отрезанными ломтями и поэтому-то так крепко прижимались друг к другу. Они не могли принимать прямого, деятельного участия в горях и радостях своих ближних, хотя в душе и радовались чужой радости и печалились чужому горю… Старик знакомил юношу заочно с землей, с людьми, и со всем вообще, что окружало его. Вася не уставал слушать, иногда и сам расспрашивал кое о чем. Рябок любил рассказывать о своей прошлой жизни и сам для себя находил в этом удовольствие. Старик рассказывал, как он женился, как у него родились дети, как они умерли, как, наконец, он схоронил жену и остался бобылем…

— Все прошло! — говорил он. — Вся жизнь — точно сон… Между братанами не существовало тайн. Каждою мыслью, каждым чувством делились они друг с другом. У них все было общее. Двадцать лет изжили они вместе, под одною кровлей, и все это время жили душа в душу. Один из них за это время рос и становился юношей, другой — старился и дряхлел. Они привыкли друг к другу так, как только могут привыкать люди. Иногда, даже проснувшись ночью, Вася окликал старика:

— Батя! Ты тут?

— Здесь я, здесь, дитятко! Спи, голубчик, Господь с тобою! — спросонок успокаивал его старик.

Юноша искал руку старика и, прикорнув головой к его плечу, засыпал спокойно и тихо, как дитя, как птенчик под крылом матери, вполне уверенный в своей безопасности.

Если, бывало, старик занемогал, юноша просто сам не свой, ходит, мечется по каморке, то сядет у старика в ногах, то начнет гладить его по голове, по лицу, то вдруг крепко прижмется губами к его морщинистой щеке и скорбно и глубоко вздыхает.

Перейти на страницу:

Похожие книги