Нептунова Арфа

— Иди, — сказал Захаров.

— А ты?

— Я останусь.

— Может, пойдешь к себе? Я провожу.

— Иди, — повторил Захаров. — Иди.

Он опустил голову и медленно, вспоминая, заговорил. Слова тяжело падали в тишину.

Адмиральским ушам простукал рассвет:
«Приказ исполнен. Спасенных нет».
Гвозди б делать из этих людей:
Крепче б не было в мире гвоздей.

Нет, это был не рассвет, а яркий и жаркий день, и не тонкий переписк морзянки, а спокойный голос начальника акустического поста доложил о взрывах в океане, и сам Захаров тоже спокойно вел потом переговоры с «Русланом» и базой Факарао, глядя, как дрожат, на экране в блеклом свете прожекторов обломки — рваные куски металла, разбросанные по илистому дну. И все же… Все же было именно так, как тогда, и адмирал был, грузный и седой…

Спокойно трубку докурил до конца,
Спокойно улыбку стер с лица.

И еще были люди — люди, оставшиеся там, на километровой глубине. Он не сказал этим людям так, как должен был:

У кого жена, дети, брат —
Пишите, мы не придем назад.

Не сказал, потому что не ждал этого. Потому что этого не могло, не должно было быть. Не имело права быть. Но так было. И Захаров был уверен, что если бы он отдал им и такой приказ, они ответили бы, как те:

И старший в ответ: «Есть, капитан!»
А самый дерзкий и молодой
Смотрел на солнце над водой.
«Не все ли равно, — сказал он, — где?
Еще спокойней лежать в воде».

Джулио, Чеслав… Больно, до чего же больно!

Гвозди б делать из этих людей:
Крепче б не было в мире гвоздей.

Аршакуни ушел. У начальника ремонтных мастерских всегда очень мало времени. Захаров посмотрел ему вслед, потом повернулся к бармену. И в этот момент кто-то обратился к нему сзади — по-русски, но с таким невообразимым акцентом, что Захаров не сразу понял.

— Простите, мне сказали, что вы — дежурный диспетчер. Что слышно о «Дип-Вью»?

Захаров обернулся. Высокий блондин в форме американской гражданской авиации со значком «Транспасифика» на груди. Очевидно, с того дирижабля. И лицо… Странно знакомое лицо.

— Да, — сказал Захаров по-английски. — Я был дежурным диспетчером. До тринадцати ноль-ноль. «Дип-Вью» ищут. И может быть, спасут. Вот только кто спасет двух подводников, погибших при поисках?

Получилось зло, резко и зло, и Захаров сам почувствовал это.

— Извините, — сказал он. — Погиб мой друг.

— Я не знал. Простите. И позвольте представиться: Сидней Стентон, командир этого дирижабля. Собственно, бывший командир. Меня уже отстранили — до окончания расследования. Следственная комиссия прилетит завтра.

Захаров, в свою очередь, представился.

— Стентон, Стентон… Почему мне кажется, что я знаю вас?

— Не знаю, — ответил Стентон. — По-моему, мы с вами до сих пор не встречались. — И сразу же переменил тему. — Как вы думаете, его спасут?

— Кого?

— Кулиджа. Который в «Дип-Вью».

— По всей вероятности.

— Хоть бы его спасли, — тихо сказал Стентон. — Только бы его спасли…

— Вы знали его?

— Нет. Но он бы меня узнал. Если его спасут — я набью ему морду. Ох, как я набью ему морду! За все — за него, за Кору, за себя, за ваших подводников…

Захаров повернулся к бармену.

— Будь добр, Барни, сооруди-ка мистеру чаю — того, маврикийского, как для меня. — И, обращаясь к Стентону, пояснил: — Отменно успокаивает. Как раз то, что вам нужно сейчас…

На лице Барни появилась растерянная улыбка.

— Не могу, адмирал… Кончился ваш маврикийский. Только в понедельник доставят.

Захаров почесал в затылке.

— Ладно, сделай ситронаду, только льду побольше. А там видно будет. А мне — минеральной. И тоже со льдом.

— Есть, сэр! — браво отозвался Барни, так, словно на какое-то мгновение оба они вернулись в прошлое — грозный вице-адмирал и старшина.

Захаров взял Стентона под руку:

— Пойдемте за столик. Там уютнее. И легче говорить.

7