Непротивление

— Как это так — разрешил съездить в тыл? По какой причине? Эй, разведчик! — зычно позвал полковник. — Подойдите ко мне! Быстро!

Чудинов бегом приблизился к командиру полка и, с особым шиком щелкнув каблуками раздобытых еще в Польше хромовых сапожек, выгнул по-строевому грудь, пряча гитару за спину, улыбаясь ясными наглыми глазами.

— Слушаю, товарищ полковник!

— Что у вас за спиной?

— Обыкновенная гитара, товарищ полковник.

— Откуда она?

— Немецкий трофей! На границе Пруссии взят в разбомбленном доме. Вчера музыкальный инструмент был одолжен мною хозяйству артиллеристов по причине получения командиром батареи второй «Отечественной». Сегодня инструмент взят обратно. Гитара то есть…

— Да зачем она вам, разведчику? Лишний предмет, неуставное имущество. Солдату и иголка тяжела. Верно? Нет?

— Никак нет. — Чудинов засмеялся, показывая прекрасные молодые зубы. — Помогает, товарищ полковник, если скучно когда.

— Ах, во-от, — протянул полковник и тоже засмеялся, неумело, похоже было, прокашлялся. — Помогает, значит? Веселый у тебя разведчик, лейтенант, — обратился он к Александру иным тоном и сурово оглядел Чудинова от лихо собранных в гармошку сапог до пилотки. — Что ж, пойдешь ко мне в ординарцы? Сержантское звание дам, на пузе ползать меньше придется. Так с музыкой тебя и возьму.

Нагловато-светлые глаза Чудинова, не мигая, смотрели на полковника непорочно.

— Никак нет, товарищ полковник.

— Что «нет»?

И тут очертя голову вмешался Александр, спеша на спасение Чудинова, хоть и знал, что полковник терпеть не может и намека на возражение.

— Я не могу его отпустить, товарищ полковник. Это лучший мой разведчик.

Полковник с неприятием вздернул брови.

— А мне лужен лучший ординарец, лейтенант. Не отдашь миром, возьму приказом. А то у меня не ординарец, а муха дохлая. Так пойдешь, разведчик?

— Не делайте этого, товарищ полковник, — повторил Александр, слыша свой упорный, неподчиняющийся голос и не без досады сознавая, что осложняет отношения со своевольным командиром полка. — Чудинов — прирожденный разведчик, — добавил он маловразумительный для полковника довод.

Офицеры, сопровождавшие полковника Зайцева, переминались с ноги на ногу, курили, глядели на тлеющие пульманы, деликатно не участвуя в разговоре.

— Ну, с-смотри, лейтенант, «языков» добывать будешь неважно, самого в ординарцы возьму, — проговорил круто полковник и, надвинув козырек фуражки на широкий лоб, двинулся вместе с офицерами к «виллисам», ожидавшим внизу, в тени вокзала.

«А стоило ли тогда задерживать у себя во взводе Чудинова, если через десять дней он погиб на правом берегу Шпрее? В ординарцах он бы выжил. Опять случайность? Чуть-чуть? Зависимость от одного сказанного слова? Оставались ли у него секунды подумать об этом перед смертью? Кто виноват? Я? Или — нет виновных?»

И теперь так выпукло помнился поздний закат в Белоруссии, переходящий в тихий медовый вечер, желтое солнце село за озерами, в вершинах берез и в воде плавал, сквозил нежный свет заката, а на той стороне, в осоке, упоенно стонали лягушки. Они, четверо разведчиков, лежали в траве и ждали полной темноты, чтобы двинуться в обход озер, за которыми начиналась немецкая передовая. В тот вечер особенно пахло свежестью смоченных росой трав, и в этой свежести терпко почувствовался запах махорочного дымка.

— Чудинов, вы курите?

— Никак нет. — Чудинов шепотом засмеялся.

— В таком случае — это курю я.

— Виноват, вроде замечтался. Утки летели. Припозднились. Должно, неподалеку на озерца сели. Кричат… Эх, хорошо! Выводки подросли, а сейчас им раздолье. В осоке играют и шелоктят.

— Ясно. Играют и шелоктят… Кто вы — охотник или циркач?

— И то, и другое мое.

— Ясно. А курить будете, когда вернемся.

Так или иначе, несмотря на то, что Чудинов нарушил святое установление разведчиков — в поиске не курить, ему приятен был этот разговор о каких-то подросших утиных выводках, которые играют в осоке и шелоктят, как приятна была его игра на гитаре, «если скучно когда», его хрипловатый голос звучал задушевно, и веселила его удалая пляска после удачного поиска, когда позволено было водки больше фронтовой нормы.

«Если бы я отпустил его в ординарцы к полковнику Зайцеву, он был бы жив. Но и Чудинов не хотел сам уходить из разведки. Если бы…»