Непрошеная повесть

— Хорошо, слушайте! Меня ударила дочь покойного дайнагона Масатады, внучка Хёбукё, дайнагона, племянница дайнагона Дзэнсёдзи, к тому же он ее опекун, так что она ему все равно что родная дочь… Иными словами, это сделала Нидзё, поэтому вина ложится, пожалуй, в первую очередь, на Дзэнсёдзи, который доводится ей не только дядей, но и заменяет отца! — объявил государь, и, услышав это, все вельможи дружно расхохотались.

— Обрекать женщину на ссылку в самом начале года — дело хлопотливое, непростое, и уж тем паче отправлять в ссылку всю ее родню — чересчур большая возня! Нужно срочно назначить выкуп. В древности тоже бывали тому примеры… — стали тут толковать вельможи, поднялся шум и споры. Услышав их, я сказала:

— Вот уж не ожидала! В пятнадцатый день государь так больно бил всех нас, женщин… Мало того, созвал вельмож и придворных, и все они нас стегали. Это было обидно, но я смирилась, ибо таким ничтожным созданиям, как мы, ничего другого не остается… Но госпожа Хигаси сказала мне: «Давай отомстим за нашу обиду! Ты тоже помогай!» — «Конечно, помогу!» — сказала я и ударила государя. Вот как все это получилось. Поэтому я считаю, что несправедливо наказывать только меня одну!

Но поскольку не существует вины более тяжкой, чем оскорбление августейшей особы ударом палки, несмотря на все мои возражения, в конечном итоге вельможи сошлись на том, что придется уплатить выкуп.

Дайнагон Дзэнсёдзи поспешил к деду моему Хёбукё сообщить обо всем случившемся.

— Невероятная, ужасная дерзость! Нужно поскорей внести выкуп! — воскликнул Хёбукё. — С таким делом медлить не подобает. Все равно придется платить! — И в двадцатый день сам появился во дворце.

Выкуп был поистине грандиозным. Государю дед преподнес кафтан, десять косодэ светло-зеленого цвета и меч. Шестерым вельможам, начиная с Левого министра Моро-тады — каждому по мечу, дамам — около сотни пачек драгоценной жатой бумаги. На следующий, двадцать первый день, наступила очередь платить выкуп дайнагону Дзэнсёдзи; государю он преподнес темно-пурпурную шелковую парчу, свернув ткань в виде лютни и цитры, и чарку из лазурита [54] в серебряном ларчике. Вельможи получили коней, волов, придворные дамы — яркие ткани, свернутые наподобие подносов, на которых лежали нитки, смотанные в виде тыквы-горлянки.

В этот день был устроен пир, даже более пышный, чем всегда. Тут как раз во дворец приехал епископ Рюбэн. Государь тотчас пригласил его принять участие в пиршестве. В это время подали морского окуня.

— Дом Сидзё славится кулинарным искусством, — обращаясь к епископу, сказал государь, увидев рыбу. — Вы происходите из этого рода, покажите же нам, как нужно разделать рыбу!

Разумеется, Рюбэн наотрез отказался [55], но государь продолжал настаивать. Дайнагон Дзэнсёдзи принес кухонную доску, поварской нож, палочки и положил все это перед епископом.

— Вот видите… Теперь вам уже нельзя отказаться!… — сказал государь. Перед ним стояла налитая чарка, он ждал закуски. Делать нечего, пришлось епископу, как был, в монашеской рясе, взяться за нож, чтобы разделать рыбу — поистине необычное зрелище!

— Но только голову резать я никак не могу… Увольте! — сказал он, отрезав первый кусок.

— Ну вот еще! Режьте, режьте! — приказал государь, и епископ и в самом деле очень ловко разделал рыбу, после чего сразу же встал и ушел. Государь остался очень доволен и послал ему вдогонку подарок — чарку из лазурита в серебряном ларчике, которую только что получил от дайнагона Дзэнсёдзи.

Тем временем дайнагон Дзэнсёдзи сказал:

— И Хёбукё, дед госпожи Нидзё, и я, ее дядя, — родня с материнской стороны. Между тем, насколько я знаю, еще здравствует ее бабка по отцовской линии. Имеется как будто еще и тетка. На них что же — не будет налагаться взыскание?

— Справедливо сказано! — воскликнул государь. — Но обе эти женщины — не кровная родня Нидзё. Налагать на них наказание было бы, пожалуй, несколько чересчур!

— Отчего же? Нужно послать к ним Нидзё, и пусть она сама обо всем расскажет. Кроме того, ее с детских лет опекала ваша августейшая бабушка госпожа Китаяма, да и о покойной матери Нидзё госпожа Китаяма всегда заботилась… — продолжал настаивать дайнагон Дзэнсёдзи.

— Если требовать выкуп на таком основании, то, пожалуй, не столько с госпожи Китаямы, сколько с тебя… — сказал государь, обращаясь к дайнагону Санэканэ Сайондзи.

— С меня? Но я уж тут вовсе ни при чем!… — возразил тот, но государь отверг его доводы: «Отговорки здесь не помогут!» — и в конце концов дайнагону Сайондзи тоже пришлось платить выкуп за мой проступок.

Как обычно, он поднес государю одеяние и лодочку, вылепленную из ароматической смолы аквиларии, с фигуркой кормчего, сделанной из мускусных мешочков. Левый министр получил меч и вола, остальные вельможи — волов, дамы — разноцветную бумагу в золотых и серебряных блестках, с узорами, изображавшими струи воды.

Но дайнагон Дзэнсёдзи на этом не успокоился и сообщил монахине Кога, отцовой мачехе — так, мол, и так, мы все уплатили выкуп, хорошо бы вам тоже принять участие…